– Могу что-нибудь приготовить на ужин, – с энтузиазмом предложила Эстер, желая хоть чем-то быть полезной в этом доме.

Ее глаза загорелись, представляя, как обрадуются мужчины чему-то действительно вкусному, а не той ужасной жиже, что ели на обед. В своем воображении она уже нарисовала одобрение в теплых глазах Томаса, напоминавших по цвету тот самый ароматный кофе, который он так любил.

– Не стоит, лучше отдохни, Дар со всем справится, – без лишних эмоций отказал ей мужчина, решив, что девушка и так устала от поездки и новых впечатлений, к тому же, еще не восстановила силы после ранения.

«Даже это не доверяет, считает совсем никчемной», – обиженно заключила Эстер, скрестив руки на груди. Развернувшись, Томас удалялся в сторону лаборатории, увлеченный новыми образцами.

Небо над головой стало совсем темным, как и ее настроение. Нежеланные слезы подступили к глазам, так и норовя прорваться наружу. Но знакомые аккорды, раздавшиеся откуда-то с веранды, заставили девушку оглянуться, оживая в сердце самыми теплыми воспоминаниями.

– Ну хоть что-то общее у нас все-таки есть, – улыбнулась она, присаживаясь рядом с Эдди, который настраивал гитару, точно такую же, какая была у ее матери.

– Не хочу тебя расстраивать, но это очень старый инструмент. В этом мире осталось крайне мало людей, которые умели бы на нем играть, – с неохотой признался Эд, подбодрив приветливым взглядом.

Смотреть на его живое, эмоциональное лицо было так интересно, что Эстер всякий раз заставляла себя отводить глаза, чтобы случайно не перейти границу приличия и не пялиться на малознакомого мужчину. Хорошим девушкам такое непозволительно. Дело в том, что Эдди напоминал ей Фореста – самого лучшего друга, неугомонного выдумщика, фантазера и весельчака, вместе с которым она выросла.

– А ты умеешь играть?

– Я умею, – искренняя кривоватая улыбка озарила его лицо. Умело заработав длинными пальцами по струнам, зажимая, перебирая, постукивая, мужчина наиграл какую-то озорную мелодию. – Но я скорее странный, потому что, как и наш дед, люблю всякие старинные вещи.

За ужином Томас продолжал изучать что-то важное в своем гаджете, а остальные молча жевали новую полезную гадость из концентрата, не желая ему мешать. Опустошив тарелку, он поднял уставший взгляд, преисполненный немого тепла и какого-то сожаления, и снова скрылся в лаборатории за работой.

Эстер и Эдди предложили свою помощь, но Том предпочел в лаборанты Дара, и они вернулись на веранду. С наступлением темноты здесь зажглись разноцветные огоньки гирлянд. Эдди организовал травяной чай и теплые пледы, вспоминая все новые и новые песни, которых Эстер никогда не слышала. Но одна, ту что он пытался наиграть, оказалась ей хорошо знакома.

– Это колыбельная, которую мне пела мама, – радостно улыбнулась она светлым воспоминаниям. – Можно, я сыграю и спою?

– Да, конечно, – обрадовался Эд, передавая инструмент в девичьи руки, и с нескрываемым интересом наблюдая за ее действиями.

Струны ожили под ее хрупкими и ловкими пальчиками, наполняя пространство удивительной мелодией. Первым на чарующие и одновременно волнительные переливы из лаборатории показался Дарвин, за ним следом вышел и Том. Только Эстер, сидя к ним спиной, не замечала новых зрителей и продолжала увлеченно играть. А когда, подобно потоку горного источника, полился ее чистый, проникновенный голос, у всех присутствующих за исключением Дара, побежали мурашки по коже:

Когда звезды коснутся земли,
Ты скорей отправляйся в путь.
Самых верных друзей собери