Я не успела и слова сказать, как послышался стук в дверь. Первой моей реакцией было — прикрыться.
— Чертова Ирка! — нервно пряча сокровенное в брюки, ругался Петя. Попутно пытаясь докричаться до секретарши: — Ира, я позволения войти не давал. Что непонятно? Ты там вообще берега попутала?!
Стуки стихли, а я вдруг опомнилась: «Ирина ведь говорила, что уйдет к дочери»… Не прошло и минуты, как кто-то вставил ключи в замочную скважину и начал открывать дверь.
— Действительно, попутала! — в конец опешил Петя, красный и злой вскакивая с места. Я поймала на себе краткий гневный взгляд и вздрогнула, когда ректор ткнул в меня пальцем. — Чтобы сидела тут и не шевелилась, поняла меня?!
Петенька впервые говорил со мной так грубо, но в такой ситуации спорить глупо. Так что я кивнула, и только после этого ректор пошел встречать незваного гостя. Сказать, что я ощущала себя неуютно — ничего не сказать.
— Ирина, вы не забыли о субординации и?.. — деловито произнес мужчина, но тут же подавился воздухом, закашлялся. Тогда я еще подумала: «Впервые слышу Цербера таким растерянным!», а секундой спустя он пропыхтел: — А ты что тут делаешь?
Наверное, я была слишком юной и наивной тогда. Думала, мама пришла, коллега или друг... Но это был женский взрослый голос, который в последствии снился долгими мучительными ночами:
— А вот пришла посмотреть, как наш папочка вечер проводит!
Женские каблуки вторглись в кабинет. Незнакомка принялась медленно изучать пространство, а я сжалась от мысли: «У Пети есть дети?».
— Надежда, я уже ухожу. Идем на улицу. Домой тебя отвезу, — вдруг ошарашил меня своей речью Петя. Уже в тот момент я поняла: что-то неладно.
— А я не хочу, солнышко, — ехидно процедила она, падая на диван. — Может ты хоть раз вечер не с бумагами проведешь, а со своей женой, а?
«ЖЕНА».
«Ж-Е-Н-А».
Гром, молния, судороги по всему телу…
Это слово убило меня, растоптало, унизило. Пронзил дикий арктический холод. От общего напряжения стянуло спазмами конечности. Я перестала дышать, забыла, как это делать. Молила про себя: «Прошу, пусть это будет шутка! Пусть Петя посмеется!». Но он этого не сделал, просто выдохнул обреченно:
— Прошу, идем. К чему это шоу?
— Петь, — рявкнула женщина раздраженно, — я понимаю, ты — трудоголик. То днями и ночами в университете, то в командировках. Но это ты хотел детей, разве нет? А теперь я на девятом месяце, у меня жесткий токсикоз, роды со дня на день, а ты домой только спать приходишь!
— Надя, — судя по звукам, Петя буквально выдернул женщину с места и потащил к выходу, — перестань, идем!
Я сидела на полу, закутавшись в чертов плащ, и беззвучно рыдала от собственной глупости. Ведь ректора я вправду любила. До дурости сильно! В голову даже не закралась мысль, что у Пети кто-то есть! Более того, он всегда был со мной. Мы могли не видеться только пару вечеров в неделю. И то, в это время мой телефон взрывался от тонны пошло-милых сообщений.
Одно слово — идиотка. Только от этого сердце меньше не болит. Душа меньше не разрывается на части. Тело меньше не ломит от окутывающего чувства безнадежности.
— А чего это ты меня прогоняешь, а? — вдруг одумалась женщина. — Я не поняла, у тебя кто-то есть?
Петя рассмеялся, и мой желудок скрутило от его лживости и двуличия:
— Надя, вот это у тебя гормоны бьют! Я в шоке… Ты как вообще вошла? Где моя секретарша?
— Нет ее, а ключи в ее шкафчике достала, не важно! — отмахнулась она, двигаясь по комнате, словно пытаясь найти признаки измены.
Я должна была выйти тогда, получить свой заслуженный позор. Но не смогла. Мне было стыдно перед беременной женщиной, что посмела полюбить чужого мужчину. Я ощущала себя падалью, помойной ямой. Наверное, застань она меня тогда врасплох — я бы не смогла жить дальше. Это было выше моего понимания.