– Тебе бы к гинекологу-мужику попасть. Глядишь, и жизнь бы твоя наладилась быстрее. И болеть бы перестала.

– Так, подруга, ты, кажется, забываешься, – шиплю я на Аллу, но понимаю, что она не со зла.

– Что Алла-то сразу? Я тебе правду говорю. Мы тебя со сколькими мужиками пытались познакомить, а всё без толку.

– Потому что я не хочу, – отвечаю я твёрдо и иду делать себе чай.

Нужно успокоиться.

– А вот можно и захотеть бы уже. Тебе скоро сорок, а ты так и не смогла начать встречаться ни с кем, хотя бы для здоровья.

– Ал, мне не нужно для здоровья, – вздыхаю я.

– Ну конечно, где же мы сможем найти тебе такого же отбитого идиота, как был твой Санька. Царствие небесное ему. Но он у тебя и правда был ещё тот дебошир.

– Ал, – строго говорю, пытаясь остановить подругу.

– Вот тебя бы такой смог усмирить. Ты же такая красотка. Как была самой красивой в нашем трио, так и осталась. Но где водятся такие, которые смогли бы тебя усмирить? Ой, всё, – резко осекается подруга. – Я пошла отдавать букет. Приехал Ветров. Кстати, сегодня решила собрать твои любимые, гиацинты. Но и тебе букетик принесу завтра. Так что готовь вино. Будем тебя лечить.

Алка быстро отключается, а я так и зависаю с телефоном у уха. Значит, Ветров сегодня купил гиацинты. Молодец. Нужно будет узнать, не приходит ли доставка цветов к нам в кафе. Хотя думаю, Глеб бы сказал мне.

В задумчивости возвращаюсь в комнату, забыв о чае и остановившись перед зеркалом, что встроено в шкаф, рассматриваю себя. Любимая пижама в розовый горошек, скрывает всё тело, от шеи до пяток.

На голове сейчас всё в порядке, но это до того времени, пока я снова не прилягу. А стоит лечь на подушку, и моя укладка снова пойдёт в то место, где многое пропадает. Но мне идёт эта стрижка. Да я уже и не представляю себя с длинными волосами.

Осматриваю своё лицо и вижу все морщинки, которые на нём появились: в уголках рта и глаз, на лбу. Замечаю красноту в глазах. Точно, это всё давление.

Поднимаю руки, чтобы осмотреть их, и тоже вижу уже признаки старения. Я хоть и пользуюсь кремами и маслами, но на руках кожа слишком подвержена обветриванию и высыханию. По ним паутинкой рассыпалось множество мелких морщинок.

Поднимаю рубашку на животе и провожу рукой там, где меня касалась рука Ветрова. Роды на меня особо не повлияли. Да и это было слишком давно. Но всё же я могу спокойно летом купаться на речке в раздельном купальнике. Задираю рубашку выше, чтобы рассмотреть грудь, и подпрыгиваю от испуга, когда слышу звонок в дверь.

Господи, Люба, у тебя крыша поехала. Ты себя для чего рассматриваешь? Ты что, и правда подумала, что ты можешь кого-то заинтересовать в своём возрасте? Очнись!

Звонок повторяется, и я уже громко кричу на всю квартиру:

– Да иду я, иду.

Отец мне всегда говорил, что я слишком беспечная, но я с мыслями о том, кому я нужна, спокойно открываю дверь и спотыкаюсь о колючий взгляд потемневших глаз и букет белых гиацинтов:

– Ты что, думала, спрятаться от меня, Люба? – спокойно произносит Ветров властным голосом, а я дёргаюсь, чтобы закрыть дверь, но толку от этого уже никакого. – Не так быстро! – рявкает Ветров и протискивается в квартиру, оттесняя меня вглубь.

– Я сейчас закричу, – произношу я сипло.

– Конечно, закричишь, Любаш. И не раз.

***

– Шеф, на работе её снова нет, – отвечает мне Серый, садясь в машину, а у меня в глазах темнеть начинает от злости.

Это что за бунт на корабле? Я должен бегать за ней, что ли? Сжимаю в руках очередной букет цветов и вижу, что от него остаются только сломанные стебли.