— Забава знает, как делать закваску, только у нас нет зерна, — весело ответила я.

— Забава? — Геля подняла голову и посмотрела на меня. — Кто такая Забава?

— Одна из моих людей, сестра мужа.

— Так ты не одна? — безмерно удивилась девушка. — Дархан забрал тебя от своих?

— Ну, я ему говорила, но он не слушал. Тогда я подумала: почему бы и не сходить в гости.

— Бесстрашная ты, Диана… Ой, ты, наверное, хочешь, чтобы я звала тебя Рудой?

— Да всё равно, — я пожала плечами, глядя, как маленькая девочка аккуратно гладит ладошкой лобик сына.

— А как зовут твоего малыша? — любопытно спросила Геля.

— Ярослав.

Ответила и ощутила, как горжусь своим мальчиком. Ещё немножко — и начну рассказывать, как он умильно сосёт грудь, сколько раз в день какает и как ловко ловит в кулачок мой палец!

— Красивое имя, — сказала Геля, подав мне чашку. — Давай возьму его, пока ты пьёшь чай.

— Не парься, я положу.

Сыночек удобно устроился на топчане, как лягушонок, подтянув ручки и ножки под себя. Геля снова удивилась:

— Разве можно такого маленького класть на живот?

— Врачи расходятся во мнениях, — я пожала плечами. — Но, пока я за ним слежу, опасности нет.

Отпила глоток чая. Зажмурилась. Улыбнулась:

— Чабрец?

— Да, и дикий горошек, — радостно ответила Геля. — А ты в травах разбираешься?

— Немного. Скорее они во мне разбираются, — рассмеялась. — Расскажи лучше, как ты сюда попала?

Геля обернулась к рыженькой, сказала ласково:

— Женечка, возьми детей и прогуляйся до Ирмы, поешьте сладкой пастилы.

Женя без звука поднялась, прижимая Батыра к груди, и протянула руку Эре. Втроём они вышли из шатра, и Геля села рядом со мной, вздохнула:

— Не хочу, чтобы дети знали.

— Понимаю. Вряд ли Ярику расскажу тоже.

Мы сидели возле сына, неторопливо пили чай, и Геля говорила — тихо, спокойно, размеренно.

— …И когда началась война, папу призвали. Почти сразу мы получили похоронку. У меня было двое младших братиков, как мои детки сейчас они тогда были. Мама работала на заводе. Однажды она пошла отоваривать карточки и не вернулась. Наверное, убили и карточки украли. Зимой это было в сорок первом году.

Геля вздохнула, отпила чая и снова начала:

— Я в школу не ходила тогда, оставалась с братьями, боялась, что их людоеды украдут… Когда доели последний хлеб, сожгли последние дрова, я одела мальчиков, закутала в одеяла и на санки посадила.

Она улыбнулась виновато, добавила:

— Так просто сейчас это звучит, а ведь я целый поход осуществила! Пока одного снесла, пока второго с третьего этажа… Полдня ушло, умаялась. Повезла их в детский дом, там, говорили, кормят. А на улице упала.

Ярик завозился, закряхтел, и я погладила его по спинке. Геля подняла глаза вверх, вспоминая:

— И тогда появилась цыганка. Я подумала: галлюцинация от голода. Только все воображали еду, а мне вот привиделась цыганка… Она мне хлебушка в рот положила, и я ожила. Сказала мне: пойдёшь со мной и никогда больше не будешь голодать. Я братиков хотела взять, а она запретила. Вот, теперь их вспоминаю и думаю: живы ли, может, кто спас…

Высказывать соболезнования я не умела, поэтому просто взяла её руку в свою ладонь и сжала легонько.

— Ты была маленькой. Ты не виновата.

Она кивнула, потом закончила рассказ:

— Так я оказалась здесь, в поселении. Лус приняла меня к себе, откормила, отогрела. А ту цыганку я больше не видела.

— Зато я, похоже, видела.

* * *

Ратмир сидел на крыльце и скоблил заячью шкуру изнутри. На зиму нужно запасти побольше тёплых одеял, да и одежду меховую на всех. Главное — не замёрзнуть, а остальное приложится. Дичь есть, крыша над головой тоже. С хлебом только не повезло, но придумают что-нибудь…