— Пойду, пора мне. Завтра с утра будьте готовы.

Асель мотнула головой и сказала напоследок:

— Боевая человечка, иди корми своего детёныша. А у меня, видно, потомства никогда не будет…

Я ничего ей не ответила, но пунктик в голове поставила: попросить верблюда у первой жизни. Чем чёрт не шутит! А вдруг у неё припасён один?

Ярослав уже начинал хныкать на руках у Гели. Она качала его и одновременно варила грибной суп, помешивая его длинной деревянной ложкой. Когда я вошла, подруга посмотрела на меня с лёгким укором и сказала:

— Где же ты ходишь, милая? Сынок твой волнуется.

— Бегу, бегу, — не вдаваясь в подробности, взяла Ярика и, развязав завязки платья, приложила сына к груди. Он вцепился дёснами в сосок, как утопающий в соломинку — яростно, сильно, даже больно стало. Мой мальчик, моя гордость, истинный княжич, хоть и без княжества!

Ради него, ради моей семьи я не только в разведку, я биться пойду с теми неизвестными существами, которые ожидают нас по ту сторону горы!

Ради него я уничтожу первую жизнь, если она каким-то образом захочет отнять у меня малыша!

5. Глава 5. Лес

Октябрь, 2 число

Рано-рано утром спозаранку… Да, хотелось бы мне, как тот водитель, отправиться в путь с песней, но дождик зарядил с ночи. Поэтому мы собирались молча. Какой-то странный груз лежал на душе. Будто чудилось — я никогда больше не увижу остальных, если сейчас уеду.

Мужчины приготовили лошадей, Ратмир лично оседлал Асель, настроение у которой было поистине двоякое. Верблюдица ворчала, как столетняя старуха:

— Куда тащиться в такую погоду… Не понимаю! Подождали бы солнышка… Вот у меня на родине всегда светило солнышко…

Ратмир рывком затянул подпругу, Асель выдохнула и громко фыркнула, плюясь:

— Аккуратнее, человечишка! Клянусь, всем ноги переломаю, кого встречу по дороге!

Резвый заржал:

— Да ты первая под кустик побежишь прятаться!

— Ты меня сейчас трусихой обозвал?! — Асель рванулась из рук Ратмира, и он зло шлёпнул её по крупу:

— А ну не балуй!

— Асель, успокойся, — устало сказала я. — Резвый, а ты не задирай её.

— Опять ссорятся? — усмехнулся Ратмир. — Вот уж правда, как кошка с собакой.

— Это у них игра такая: кто кого переспорит, — отмахнулась я. — Неспокойно мне что-то.

— Сама же затеяла разведку.

Муж развернул меня лицом к себе, заставил взглянуть в глаза. Я пожала плечами:

— Не знаю, почему. Может, предчувствие, а может, просто женская истерика.

— Истерика… — пробормотал он и приник губами к мом губам. Оторвавшись от долгого поцелуя, сказал почти весело: — Я тебя не узнаю, моя княгиня! Ты же всегда была рассудительной и вела нас твёрдой рукой туда, где безопасно. Теперь что, боишься?

— Боюсь, — призналась почти неслышно. Муж огладил ладонью мою щёку и сказал:

— Ты не должна бояться, когда я рядом с тобой.

— За тебя и боюсь, — улыбнулась.

— Едем аль что? — раздалось за спиной. Обернувшись, я увидела Тишило и Бусела, которые сидели в сёдлах, накрытые плотными покрывалами, которые женщины поселения умели ткать так, чтобы дождь соскальзывал с них. Точно такое же покрывало дали мне, и я закуталась в него, спрятав Ярика, но оставила просвет, чтобы сын не задохнулся.

— Едем, — ответила им, поискала глазами остальных. Моки сидел на самом маленьком жеребчике, сверкая глазами из-под покрывала. Индеец так радовался походу, что и мне мгновенно передалось его возбуждение. Всё будет хорошо. Обязательно. Мы найдём первую жизнь и вернёмся!

Вместе с нами на пятой лошади ехал Хосе — испанец-конкистадор, которого на поле битвы с индейцами полумёртвым нашла цыганка. Был он крепким и коренастым, в седле держался так, будто мать его там и родила. Кривые ноги колесом выдавали бедняка, в детстве подверженного рахиту, но Хосе обожал лошадей, а лошади очень любили его, сами мне признавались в этом. Был он вооружён длинным копьём и управлялся с ним ловчее любого из моих воинов. Говорил мало, в основном, отрывистыми «да» и «нет», зато в деле не было лучше его. Мне нравился Хосе, потому что я в нём чувствовала человека ответственного и работящего.