Чёрные, как провал между мирами. Глубокие, как колодец, в который бросают проклятия. В них не было ни злобы, ни страсти – только спокойная, ледяная уверенность хищника, что знает: добыча никуда не денется.

Я не шевельнулась. Лежала, как мёртвая, надеясь, что он подумает – я сплю, и уйдёт. Но сердце моё билось так громко, что, казалось, весь стан слышит его стук. А дыхание… дыхание предало меня. Оно участилось, стало поверхностным, как у зверя, загнанного в угол.

Он остановился у входа, не двигаясь с места. Просто стоял и смотрел. И в этом взгляде была такая власть, такая непреодолимая сила, что я чувствовала, как она давит на меня, как камень на грудь утопленницы.

– Не притворяйся, – сказал он тихо, и голос его прокатился по шатру, как гром перед бурей. – Я знаю, что ты не спишь.

Я сжала веки ещё крепче, вцепившись в надежду, что он ошибается. Но он засмеялся – звук был низкий, хрипловатый, как рычание волка над поверженной жертвой.

– Сердце твоё бьётся, как у пойманной птицы, – продолжал он, делая шаг вперёд. – А дыхание… дыхание выдаёт страх. И что-то ещё.

Ещё шаг. Половицы под ним не скрипнули – как если бы сама земля боялась его потревожить.

– Гнев, – произнёс он с довольной усмешкой. – Ярость. Ненависть. Вот что я чувствую. Вот что делает тебя… интересной.

Я больше не могла лежать неподвижно. Рывком села, откинув волосы с лица, и посмотрела на него. Прямо. В глаза. И в этом взгляде была вся моя ненависть, вся боль, вся ярость, что копилась во мне с того дня, как он убил моего жениха.

– Вот так лучше, – одобрил он. – Теперь я вижу огонь. Теперь я вижу ту, за которой пришёл.

Он подошёл ближе. Так близко, что я чувствовала запах его кожи – терпкий, мужской, с примесью железа и дыма. Запах войны. Запах смерти. Запах того, кто привык брать то, что хочет, не спрашивая дозволения.

– Знаешь, – сказал он, опускаясь на корточки передо мной, – я мог бы взять тебя в первую же ночь. Мог бы сломать, как ломают ветку. Но где в этом удовольствие? Где азарт охоты?

Рука его поднялась, медленно, неотвратимо, как восходящее солнце. Я хотела отшатнуться, но словно корни проросли в земле – не могла сдвинуться с места. Его пальцы коснулись моей щеки – не больно, не грубо, но с такой властностью, что кожа вспыхнула, как от ожога.

– Я хочу, чтобы ты сама пришла ко мне, – прошептал он. – Чтобы сама легла подо мной. Чтобы сама позвала меня. И это случится, русская княжна. Непременно случится.

– Никогда! – вырвалось у меня, и голос прозвучал хрипло, сорванно, как крик ворона над полем боя. – Никогда, собачий сын! Скорее умру!

Он улыбнулся – улыбкой волка, что слышит блеяние овцы.

– Смерть… – протянул он задумчиво. – Да, это было бы проще. Для тебя. Но не для меня. Мне нужна живая женщина, а не красивый труп.

Его рука скользнула к моему горлу, обхватила шею. Не сжимая, не душа – просто держа. Показывая, что может задушить в любой момент, но пока… пока просто играет.

– Ты пахнешь страхом, – прошептал он, наклоняясь ближе. – И гневом. И чем-то ещё… чем-то, что ты сама не понимаешь.

Лицо его было так близко, что я видела каждую морщинку, каждый шрам, каждую складку кожи, обветренной степными ветрами. Видела, как движутся его губы, когда он говорит. Чувствовала его дыхание на своём лице – горячее, тяжёлое, пропитанное ароматом крепкого вина и металла.

– Пахнешь женщиной, – добавил он. – Той, что ещё не знает своей силы. Но узнает. О да, узнает…

Я рванулась было в сторону, но его рука на моём горле стала крепче. Не больно – но неумолимо. Как железный ошейник.