Максим же был уверенным, наглым, решительным и напористым. Учился он неважно, все время уделял спорту и работе. С родным братом не дружил, практически не разговаривал. Его лучшим другом был Пашков Муслим, по кличке Муся. Муслимом его назвала мать в честь знаменитого любимого певца Магомаева.

В начале перестройки отец Муслима потерял работу и основал небольшое похоронное бюро. Дела быстро пошли в гору, и тогда ему стал помогать с бизнесом Муслим, а потом и Максим.

Максим имел всего один талант, как он сам признавался — он, как и Соня, прекрасно писал портреты. Этим же он и занялся поначалу — наносил портрет на гранитный памятник. Получаться у него стало сразу, и уже в девятом классе он неплохо зарабатывал на этом.

Максима с детства интересовала любая техника. Он обожал велосипеды, вместе с Муслимом они постоянно торчали в гараже у его отца: у того были огромный внедорожник и мотоцикл. И Максим поставил себе цель — накопить на мопед. Деньги собирал целый год, в основном это были подработки на памятниках, но еще они пытались помочь отцу Муслима и в других делах.

Скопленный капитал он хранил дома, в столе.

И когда почти вся сумма была собрана, он пришел домой и застал мать с пачкой денег в руках и повязкой на голове:

     — Как ты мог? Ты, как крыса, собирал деньги и не делился с нами? Куда ты собрался их потратить? — еле живым голосом прошептала она.

     — Я хотел купить себе мопед… — виновато пожал плечами Максим.

     — Значит, мы кормим тебя, поим, а ты? Собираешься тратить на свои нужны и даже не думаешь о наших???

Деньги были изъяты. Припрятаны и, когда об этом скандале забыли все виновники, потрачены. Были куплены новая куртка и брюки Павлуше, набор невероятно дорогих кастрюль и новый кафель в туалет. Еще мать помогла своей сестре с постройкой дачи, ну и постриглась в салоне у самого Зайцева.

Максим не умел спорить с мамой, особенно если это касалось денежных вопросов. Ему было легче отдать и еще раз заработать, чем отчитываться перед ней.

Когда отец друга погиб, парни продолжили вести бизнес сами. К двадцати пяти годам они уже прочно стояли на ногах.

Соня лежала на топчане и пыталась читать книгу. Но в голове было столько вопросов, что она постоянно отвлекалась.

Вероника брызнула на нее водой и приказала:

     — Иди в море, водичка просто класс!

Соня отложила книгу, села и серьезно посмотрела на подругу.

     - Ник, а почему ты мне не отвечала на письма? Мы же договорились, что будем переписываться. Поклялись писать минимум раз в неделю.

Вероника легла на шезлонг, прикрыла лицо шляпой и ответила:

     — А ты догадайся!

Соня не понимала подругу. Это на нее сейчас озарение должно прийти, чтобы она вдруг поняла, почему Вероника ее вычеркнула из своей жизни девятнадцать лет назад? Соня ведь всю голову себе сломала. Она и просила и гневные письма писала подруге, а та и не думала отвечать. Может, она ее чем-то обидела? Только вот чем? Соня и вправду этого не знала!

     — Я весь мозг себе уже сломала. У меня нет версии.

     — А если включить интуицию? — спросила Вероника, продолжая так же лежать, не двигаясь.

     — Я тебя чем-то обидела? Предала?

Вероника отбросила в сторону головной убор.

     — Это я тебя предала.

Она присела и посмотрела в глаза подруге.

     — Я его любила, Сонь. Так же, как и ты. Все эти чертовы четыре года в школе.

У Сони округлились глаза:

     — Макса? Ты любила Макса??? — воскликнула она.

     — Да. Не кричи так.

     — А почему ты мне не сказала? Ника! Как ты могла мне не сказать?

     — Во-первых, у меня не было ни единого шанса, что он ответит мне взаимностью, во-вторых, я не хотела расстраивать тебя, ведь ты так его любила, ну и в-третьих… ты ведь помнишь, что он не пропустил ни одну девочку из нашего класса и если бы он предложил мне… и ты бы знала, что я его люблю, то непременно заставила меня быть с ним… вопреки своим чувствам… я же знаю тебя…