— Твое заявление сейчас, как гром среди ясного неба…
— Я струсила, Сонь. Когда ты мне написала, что переспала с ним после выпускного вечера, я… сначала неделю рыдала. Потом я решила вычеркнуть вас обоих, чтобы не знать, как вы там, чтобы не слышать новости… Я даже не читала твои письма. Не открывала их.
— А я долго писала тебе.
— Да, знаю, прости. Я их прочла через полгода. Заставила себя, села, прочитала, что ты беременна и вы собираетесь пожениться. Это было последнее твое письмо.
— Трудно писать в никуда.
— Согласна. Только вот… знаешь, для чего я приехала сюда?
Соня испуганно посмотрела на подругу и нервно сглотнула.
— Я приехала в Россию, чтобы увести у тебя мужа.
Вероника хмыкнула, а Соня опустила глаза и стала ковырять пальцем песок.
— У меня никогда не было мужа. Я всегда сама по себе, он сам по себе. У нас нет семьи. Так что уводи, — Соня обреченно махнула рукой.
— Это я уже поняла. Встретилась с Ильей Довлатовым, он все мне рассказал. Потом я приехала к твоему подъезду и увидела тебя: несчастную, потухшую, неживую… ты шла сгорбленная, несла какую-то картину под мышкой, и я поняла, что не нужен мне никакой Макс. Мне ты нужна. Ты. Моя лучшая подруга. Столько раз в этой Америке я пыталась завести дружбу, но через час меня бесило все! А вот в тебе ничего не бесит. Ты мне самая родная, правда. Прости меня, пожалуйста.
Соня пожала плечами:
— Да за что прощать? За то, что любим одного мужчину?
— И за это, и за то, что предать хотела…
— Ты собиралась со мной встретиться? Если бы мы не увиделись тогда в больнице? — спросила Соня.
— Конечно! Я узнала, где ты живешь, и шла к тебе, но подвернула ногу, упала и поломала руку. И мы все равно встретились. В больнице. Разве это не судьба?
Вероника чуть помолчала и продолжила:
— Знаешь… я ведь ни в кого больше и не влюблялась. Всех сравнивала с ним. Помешательство какое-то… Я и на психолога пошла, чтобы понять, как увести его от маменькиной юбочки. Считала, что от тебя увести будет легко… — Вероника замолчала и замотала головой: — Ох, и дуры мы с тобой! Как будто один мужик на свете и на нем свет клином сошелся! И я еще иногда считаю себя умной и мудрой. А сама дура дурой. И ты тоже.
— Даже спорить не буду, — согласилась Соня.
После признания Веронике лучше не стало, внутренняя неудовлетворённость нарастала и словно пелена застилала сознание. Никакой груз с плеч не упал. А наоборот, на душе была безнадежная, невыносимая тяжесть, и Ника не знала, как от нее избавиться. Она привыкла всегда добиваться своих целей, лезть напролом, сметать всех, кто был на пути, но сейчас ей этого не хотелось.
Да и Соне было не легче. Пропала легкость в общении, интерес, и угасло рвение возвращать Макса.
Девушки вместе гуляли по городу, валялись на пляжах, сидели в ресторанах, но о главном, что тревожило обеих, предпочитали молчать.
Первой не выдержала Вероника.
— Все! Хватит! Я хочу, чтобы ты была счастлива. И я все сделаю для этого!
Соня улыбнулась:
— Я тоже хочу видеть тебя счастливой. Скажи, что мне надо сделать для этого?
— Давай сначала с тобой разберемся. А как у нас получится — возьмемся за меня, договорились?
— А параллельно это делать нельзя?
— Я не знаю еще, чего хочу. Нужно время. А вот что нужно тебе — мы знаем, поэтому тобой и займемся. Насчет семи отказов Максу… ты можешь, конечно, мне не верить, но это работает…
— Я верю тебе, Ника. И я собираюсь воспользоваться твоим советом. А ты не будешь за него бороться?