– А я уж думала, ты мне никогда не решишься рассказать. Прямо даже обидеться хотела, – в голосе Пич не было и намека на злость или обиду. – А то вся база уже гудит о вас, а мне ты ни полсловечка.

Эмма вскинула голову, пораженно глядя на Пич.

– Ты не сердишься?

– С какого перепугу? – фыркнула Пич. – Не, ну, может, еще совсем недавно я бы и захотела треснуть тебя разок, так, для профилактики. Но я тебе говорила раньше и, если хочешь, повторю. Да, мне нравился Сейм, можно даже сказать, что я была влюблена в него. Но поняла давным-давно, что никем, кроме друга и боевого товарища, я ему никогда не стану. Так что я излечилась от этой болячки, так, маленький шрамик остался. К тому же с появлением майора этого, Сейм совсем померк в этом смысле в моих глазах. Так что перестань париться. Я только рада, что у вас с лейтенантом все так хорошо складывается. Это и он давно заслуживает, и тебе нужен именно такой мужик. Я сегодня утром в тренажерке, когда увидела, как он смотрит на тебя и прикасается к лицу, аж чуть не прослезилась от восторга. Вы рядом друг с другом – это нечто совершенно потрясное, Джимми. Не упусти это.

– Нет! – затрясла головой Эмма, ощущая, как боль связывается тугим узлом под сердцем. – Нам нельзя!

– Да что нельзя-то? – возмутилась Пич.

– Ничего нельзя. Мой отец уверен, что Сейм просто хочет досадить ему через меня.

– И ты веришь в подобную хрень? – Губы Пич презрительно искривились.

– Не знаю. Не хочу верить. Не хочу, но…

– Так и не верь, – решительно перебила Эмму подруга. – Сейм – жесткий мужик, вояка, но он не подлый мудак, как некоторые. Он никогда бы такого не сделал сам и никому бы не позволил. Ни с тобой, ни с кем другим, Джимми. Так что я, конечно, понимаю твое уважение к родителю, но в этом вопросе он не прав, и, собственно, не его это дело. Ты совершеннолетняя.

Эмма снова стиснула руки, и на глаза навернулись слезы.

– Отца я знаю всю жизнь, а Сейма всего ничего, – упрямо пробормотала он, борясь с тем, что все в ней хочет принять каждое слово Пич.

– Не глупи, Джимми. Время в таких вещах – это ничто, особенно при такой жизни, как у нас. За одно мгновение можно узнать о человеке даже больше, чем, если бы жила рядом годы.

– Все равно. Ты же не можешь знать наверняка, что в сердце у Сейма, и как он на самом деле ко мне относится.

– А вот и могу, – упрямо сложила руки на груди Пич, но Эмма покачала головой.

– Меня влечет к Сейму так сильно, что и слов не могу подобрать. Но все равно ничего не выйдет. И отец не единственная причина. Не могу сказать о других. Это отвратительно и стыдно. К тому же не хочу говорить об этом здесь.

Пич подошла к Эмме и присела напротив, схватив ее за лодыжки и заглядывая в опущенное лицо.

– Знаешь, мне так кажется, что если до хрена всяких долбаных причин «против», то нужно найти одну единственную огроменную причину «за» и послать в долгий путь последствия.

Эмма засмеялась сквозь слезы, снова качая головой, но чувствуя, как болезненный узел внутри ослабляет хватку, сжимающую нутро и мешающую нормально дышать.

– Если это так, то почему же сама так не поступишь? – грустно улыбаясь, спросила она.

– Резонный вопрос, – Пич опустила глаза, прерывая их откровенный контакт, и поднялась. – Может, и поступлю. Где наша не пропадала! Живем– то один раз, мелкая!

– То, что я чувствую к Сейму, оно такое… не передать словами, настолько большое и захватывает меня без остатка. Я боюсь, – честно призналась Эмма.

– На то они и настоящие чувства, Джимми, чтобы пугать и пробирать нас до самого дна. Вот, посмотри на меня. Я-то вообще на грани истерики.