– Как, впрочем, и на тебя, сучка черномазая, – злобно выплюнула Флеш. – Так что заткнись. А тебе, мелкая, я картинку покажу, чтобы ты сильно нос-то не задирала.
Флеш толкнула по столу свой навороченный телефон с большим экраном с какой-то фотографией.
Эмма взяла его и опустила глаза, рассматривая. На фото, сделанном явно из какого-то укрытия, судя по ракурсу, она сначала разглядела мужчину и женщину, застигнутых явно в весьма интимный момент. Женщина сидела на коленях мужчины, страстно прильнув к нему всем телом, их губы практически соприкасались, как будто они пили дыхание друг друга. Они смотрели неотрывно, и напряжение, повисшее между ними, отчетливо читалось, даже несмотря на довольно паршивое качество фото из-за плохого освещения. Руки женщины были в волосах мужчины, а его сжимали тонкую талию женщины.
Женщина была ослепительно красивой блондинкой, но когда Эмма рассмотрела мужчину, телефон задрожал в разом ослабевших руках.
Его невозможно было спутать ни с кем. Это был Сеймас. Эмма медленно подняла остекленевший от боли взгляд на Пич.
– Правда, горячая картинка? Мне ее Рейвен из другой группы прислала. Они сейчас как раз в увольнительной. Вот и заскочили в один милый бар в центре. «Пьяный Томас» называется.
Пич при этих словах разительно изменилась, позволив на лице отчетливо отразиться замешательству и чувству вины, от чего сердце Эммы сжалось в оглушающей в своей очевидности догадке, и вскочила.
– Интересно, это девка такая жаркая штучка, или просто ты настолько никчемная в постели, раз он к ней сбегает, пока ты тут казенные харчи наворачиваешь? – победно ухмыльнулась Флеш.
В этот момент Пич выхватила телефон у оцепеневшей Эммы и швырнула его в стену за спинами близнецов.
– Пошла на хер отсюда, сука! – взревела она.
– Тварь, ты хоть знаешь, сколько он стоит! – завопила Флеш и кинулась на Пич, но в полете ее перехватил Брант и отшвырнул брезгливым жестом, как ядовитую змею.
– Вали отсюда по-хорошему, стерва! – зарычал он.
– Джимми, Джимми, это не то, чем кажется, – схватила Пич за руку подругу, поднимающуюся из-за стола, пытаясь заглянуть в глаза, но вина буквально пронизывала ее голос и прикосновение, обжигая, как концентрированная кислота.
Девушка окатила подругу взглядом, в котором отчетливо читалось, как рушится, рассыпается на куски важная часть души Эммы. Как в муках умирает вера и невинность.
– Джимми, послушай… – отчаянно стиснула руку Эммы Пич, но девушка выдернула ее из хватки и отступила на шаг, словно находиться с ними рядом было невыносимо.
– Скажи мне, Пич, – голос Эммы ломался. – Скажи, сегодня, приходя ко мне в комнату и убеждая, что между мной и Сеймасом происходит нечто стоящее борьбы за это, ты ведь знала, где он?
– Джимми, это не то…
– Просто скажи, да или нет, – крикнула Эмма, сжимая кулаки.
– Да, я знала, но ты не понимаешь… – снова сделала попытку Пич.
– А вы? – Эмма перевела взгляд на притихших близнецов, и они молча опустили глаза.
– Слушай, пичуга, Пич права, все не то, чем может показаться, – глухо пробормотал Брант, впрочем, так и не отважившись встретиться взглядом.
– А вот тут вы все правы. Потому что мне вот, идиотке, показалось, что вы вроде приняли меня. Что я стала членом команды. Что вы мои друзья, настоящие боевые товарищи, за каждого из которых можно жизнь отдать. Но это не так. Я для вас была изначально и остаюсь чужачкой, которую вы просто терпите, – Эмма говорила негромко, но каждое слово было, как больно режущий осколок стекла.
– Джимми…
– Заткнись, Пич! Да, я понимаю, что своей я для вас никогда не стану и всегда буду кем-то извне, посторонней, но за что же поступать со мной так? – Эмма ткнула пальцем в сторону останков телефона. – Насмешек было недостаточно, нужно было еще окончательно унизить? Вы все вместе разработали этот забавный план? Заставить глупую, наивную Джимми поверить, что такой мужчина, как лейтенант, вдруг в нее влюбился, а когда сдастся и потеряет голову, ржать всем вместе над удачной солдафонской шуткой? – говоря это, девушка пятилась, нуждаясь в том, чтобы создать как можно больше расстояния между собой и теми, кого еще пять минут назад считала друзьями.