- Я пойду за ней!

Мажанна схватила Лису за руку.

- Не надо. Если бы она хотела, чтобы мы ее утешили, не убежала бы. Ивона гордая и все держит в себе. Ты хоть раз видела, чтобы она плакала? Даже тогда, когда упала и разбила колено, лишь зло подула на него. Наверное, это из-за мачехи. Чужие люди часто делают нас еще более несчастными.

- Родные тоже преуспевают, - вздохнула Лиса.

Девушки помолчали. Алисия подтянула к себе брошенное письмо, пробежалась глазами по ровным строчкам. Красивый уверенный почерк.

- Знаешь, Ив читала письмо, а я в этой рыжеволосой узнавала себя. Я ведь тоже любила лизать сосульки. Болела, конечно. Голос становился хриплым, точно у столетней старухи. Уршула смачивала полотенце в воде и клала мне на лоб. Холодные капли так противно стекали по шее за ворот.

***

Летели дни. Кончилась зима, к исходу приближалась весна, а «тайный воздыхатель», как его прозвали девушки, все слал и слал свои письма.

Послания приходили регулярно и не требовали ответа. З.С рассказывал о людях, которых знал или видел лишь однажды, но они оставили воспоминания о себе. И странное дело, Лиса уже нуждалась в этих коротких зарисовках. Она лишь иногда открывалась подругам, поскольку ее откровения выглядели бы смешно и нелепо: в каждом рассказываемом случае Алисия узнавала себя - свои привычки, свои страхи, свои потаенные желания.

«Так случилось, что я много путешествовал. С закрытыми глазами могу рассказать, куда ведет кривая улочка Вершоны, если от въездных ворот столицы Булатрии свернуть налево. В кондитерскую тетушки Мом. Аромат ее сдобы густо витает в воздухе, и если у вас не заложен нос, то и вы безошибочно найдете маленькую пекарню. Особенно здесь хороши кренделя, посыпанные маком. Он хрустит на зубах, и только остается в блаженстве закатить глаза. Ничего вкуснее я не пробовал».

Лиса провела языком по зубам, будто надеялась нащупать маковое зернышко. Она точно когда-то ела такой крендель! Она помнит его вкус. Особенно ту слегка подгоревшую часть, где вытекший сахар смешался с маком и застыл карамельной корочкой.

- Это просто наваждение, ничего более! – Ив упорно разубеждала Лису. - Он так хорошо описывает, что и я чувствую сладость во рту! – подруга причмокнула, сглатывая слюну.

- А вот это ты как объяснишь? – Алисия вытащила из пачки, перевязанной подаренной младшим братом красной лентой, письмо. Все послания из дома она хранила в маминой шкатулке, а эти выделяла особо. Красный – цвет любви, а короткие письма-зарисовки пробуждали в ней такую щемящую нежность, что она, даже не видя носителя инициалов З.С., уже любила его. И было совсем неважно, как он выглядит: высокий или нет, приятной внешности или невзрачной. В письмах Лиса видела душу, прекрасную душу, и этого ей оказалось достаточно.

«В тот год полыхали пожары в Нирейби. Жаркое солнце искало лишь причину, чтобы воспламенить все вокруг. Кто знал, что оставленный у открытого окна граненый кувшин с водой сделается лупой и подожжет занавески? Я не герой. Не надо обо мне так думать. И рассказываю свою историю вовсе не из желания похвастаться, какой я удалец. Дело случая, что я оказался рядом и услышал крик: девочка была закрыта в своей комнате, а дом полыхал. Чудо, что я успел. До сих пор вижу сны, в которых я замешкался, опоздал, задержался на постоялом дворе, где хотел искупаться, прежде чем отправиться на поиски нужной мне улицы, и девочка погибла».

- И что тебя в этом письме смущает?

- Я чувствую, как было страшно той девочке. Я… я не могу объяснить, но я знаю, как пахнет ее спаситель.