В середине апреля, когда реки вскрылись ото льда, войско Всеволода Ярославича и его племянников на ладьях поднялось по Днепру до Смоленска. В Смоленске их поджидал Владимир со своими полками. Далее воинство великого князя двинулось посуху глухими дорогами, обходя стороной города и селения.

И всё же застигнуть врасплох полоцкого князя не удалось. Наспех собранная полоцкая рать встретила незваных гостей у переправы через разлившуюся Западную Двину. Всеслав понимал, что киевский князь имеет намерение разорить Полоцк, поэтому он всячески противодействовал продвижению киевской рати вглубь своих земель. Переправившись через реку, ратники Всеволода Ярославича то и дело натыкались на засеки и всевозможные ловушки на дорогах, ведущих к Полоцку.

У городка Россошаны Всеслав отважился на большую битву, поскольку до его стольного града было уже рукой подать.

Весь день киевляне, смоляне, дружины Рюрика и Бориса рубились с полками Всеслава посреди болотистой низменности, залитой водами реки Россоши. Лишь под вечер Борису и Владимиру удалось разбить и обратить в бегство фланговые полки полочан. Центральный полк Всеслава во главе со своим князем в полном порядке отступил в лес.

Ночью Всеслав ушёл в Полоцк, признав своё поражение.

Утром следующего дня на военном совете было решено скорым маршем двигаться на Полоцк, чтобы не дать Всеславу времени как следует подготовиться к осаде.

Особенно торопил с выступлением горячий Владимир.

Когда шатры были свёрнуты и погружены на повозки вместе с ранеными воинами, неожиданно появился гонец на взмыленном коне.

– Ты из Киева? От Ратибора? – нетерпеливо воскликнул Всеволод Ярославич, узнав в гонце племянника своего верного воеводы. – Что велел переказать мне Ратибор?

– Ратибор спешит упредить тебя, княже, – тяжело дыша, промолвил гонец. – Изяслав с польским войском идёт на Русь.

– Дождались-таки… – процедил сквозь зубы Всеволод Ярославич и негромко выругался.

Находившийся тут же Владимир подступил к отцу:

– Мы с Борисом двинемся к Полоцку, а ты с Рюриком поспешай к Киеву. Так вернее будет.

– Нет, сын. – Великий князь отрицательно покачал головой. – Полоцк вам с наскоку не взять. Да и войско нам дробить не следует. Вместе пойдём на Изяслава.

Владимир нахмурился, но промолчал. Он привык повиноваться отцу.

В это утро Олега разбудил не челядинец Бокша, а воевода Регнвальд. Он бесцеремонно ворвался в княжескую опочивальню, топая сапогами.

– Не время почивать, князь, – встревоженно сказал Регнвальд проснувшемуся Олегу. – Пришла беда – отворяй ворота. Рать польского князя стоит за рекой. По всей видимости, ляхи[60] собираются подступить к Владимиру.

– С чего ты взял, что это поляки? – проговорил Олег, сидя на постели. – Может, это венгры или ятвяги.

– Уж польские-то стяги я смогу отличить от венгерских, – проворчал Регнвальд, подавая Олегу порты и рубаху. – Поторопись, князь. Скоро туман над рекой рассеется, тогда поляки начнут переправу. Нельзя их на наш берег пускать.

На ходу надевая плащ и шапку, Олег выбежал на широкий теремной двор, где уже стояли осёдланные кони, позвякивая уздечками. Вся молодшая дружина была поднята на ноги расторопным Регнвальдом.

Олег вскочил на своего любимого гнедого скакуна, с которым он прошёл через многие битвы.

Тем временем Регнвальд махнул рукой страже, чтобы отворяли ворота детинца.

С натужным скрипом распахнулись тяжёлые створы высоких ворот, обитые крест-накрест железными полосами. Это был единственный проезд в бревенчатую княжескую крепость.