Варяг[30] Регнвальд, Олегов гридничий[31], затеял спор с черниговским воеводой Путятой. Ни тот ни другой не желал ставить своих конников в задние ряды. Олег прекратил этот спор, сказав, что впереди встанет дружина Владимира.

– Владимиру честь уступаешь, княже, – недовольно промолвил Регнвальд. – Не по годам ему такая честь!

– Отец твой стоит выше Владимирова отца, – вставил Путята, – значит, и первенство должно быть за тобой. Гляди, княже, возгордится Владимир, станет и впредь первенства для себя требовать.

Однако Олег от решения своего не отступил. Он понимал, что Владимир хоть и молод, зато в ратном умении превосходит многих седоусых воевод. Владимир не растеряется в опасности, не оробеет перед мощью врага. К тому же Владимир уже имеет опыт столкновения с рыцарской конницей, ибо ему приходилось в своё время изгонять поляков за реку Буг. В тех сечах двухлетней давности Владимир вышел победителем, хотя поляки превосходили числом его дружину.

Олег не стал делиться своими мыслями с Регнвальдом и Путятой. Он хорошо помнил наставление отца перед своим выступлением в Польшу.

«Головой зря не рискуй, – сказал ему Святослав, – в этой войне от тебя особенной доблести не требуется. Ежели Владимир будет вперёд рваться, уступи ему честь зачинать битву, а себе бери славу одержанных им побед. В сражении последний успех порой важнее первого. Помни об этом, сын мой».

Едва пришла в движение закованная в блестящие латы чешская кавалерия, в тот же миг взревели боевые трубы в русских и польских полках. Затрепетали разноцветные флажки на копьях польских всадников, которые ринулись на чехов, построившись клином. Русские конники устремились на врага, развернувшись широким фронтом. Это делалось с той целью, чтобы у конных лучников был шире обзор.

Олег мчался на длинногривом гнедом скакуне во главе своей ростовской дружины. Прямо перед ним развевались красные плащи киевских и переяславских дружинников. Над островерхими шлемами русичей среди частокола копий реяли чёрные с позолотой стяги, на которых был изображён лик Спасителя. Олег старался разглядеть впереди красное знамя Владимира с гербом его стольного града, но так и не смог его увидеть. Волынская дружина умчалась далеко вперёд на своих резвых угорских скакунах.

«Не терпится Владимиру сойтись с чехами лоб в лоб! – мелькнуло в голове у Олега. – И в кого он уродился с таким норовом? Отец его хоть и не робкого десятка, но в сечу никогда не рвался. А этот…»

Где-то впереди раздался громкий скрежет и лязг, словно сшиблись две лавины неведомых железных чудовищ. Задрожала земля под тяжестью многих сотен всадников. Шум битвы, нарастая, разорвал тишину летнего утра.

Олег не заметил, как оказался в самой гуще сражения. Какой-то чешский рыцарь с такой силой ударил его копьём, что Олег, приняв удар на щит, едва не вылетел из седла. От мощного удара копьё чеха переломилось. Рыцарь выхватил из ножен длинный меч и ринулся на Олега. Олег вздыбил коня и рубанул мечом сверху, целя рыцарю в предплечье, но промахнулся. Удары рыцарского меча были столь тяжелы, что в сердце Олега невольно закрался страх: по силам ли ему одолеть столь могучего противника?

Лицо чешского рыцаря было закрыто стальной личиной с прорезями для глаз, закруглённый верх шлема был украшен богатой насечкой в виде дубовых листьев. На чёрно-красном треугольном щите чеха был изображён кабан с оскаленными клыками. Казалось, эта эмблема на щите олицетворяет свирепый нрав её обладателя.

Два ростовских дружинника вовремя прикрыли Олега щитами, когда у того сломался меч.