– Отступили чехи: и конница, и пешцы, – бодро ответил Бокша. – Вся их рать к Оломоуцу подалась.

– Значит, победа наша?

– Наша, княже! – широко улыбнулся Бокша. – Пересилила наша сила чешскую!

Олег хотел было встать на ноги, но лекарь удержал его.

– Сеча закончилась, князь. Спешить теперь некуда, – молвил он. – Бок у тебя сильно повреждён, и рука, и бедро… Крови ты много потерял, поэтому лежать тебе надо. Ежели будет надобность в чём-то, Бокше прикажи. Он всё сделает.

Закончив перевязку, лекарь отправился к другим раненым, которых продолжали выносить с поля битвы.

Наконец вернулись русские конники, преследовавшие отступающих чехов. Топот копыт и громкие радостные голоса заглушили стоны раненых.

Владимир разыскал Олега и горделиво показал ему захваченное чешское знамя, на белом полотнище которого раскинул крылья чёрный орёл с когтистыми лапами.

– Отлетался чешский орёл, – усмехнулся Владимир, швырнув знамя на землю. – Завтра пойдём на Оломоуц.

Глядя на радостного Владимира и на поверженное чешское знамя, Олег лишь теперь до конца осознал, сколь сладостен миг победы.

В штурме Оломоуца ослабевший от ран Олег не участвовал. Город был взят после двухдневного приступа. Поляки повели себя очень странно, сначала отказываясь карабкаться по лестницам на стены, затем не желая преследовать отступающее войско Вратислава, которое благополучно ушло за реку Мораву.

Недовольный Перенег созвал военный совет, дабы упрекнуть Владислава и его воевод в бездействии и в том, что те перекладывают тяготы войны на плечи русичей. Однако до упрёков дело не дошло. На совете Владислав объявил, что он прекращает войну с Вратиславом и уводит польское войско домой. Владислав заявил также, что помощь русских полков полякам более не требуется, мол, русичи могут вернуться обратно на Русь.

– Обещанную плату вы сможете получить в Кракове, – сказал воевода Сецех Перенегу.

Русские воеводы недоумевали. Всем было ясно, что поляки чего-то недоговаривают.

Олег не присутствовал на совете и узнал обо всём от Владимира, который пришёл к нему в шатёр сразу после совета.

– Поляки за нашей спиной договорились с чехами о мире, – мрачно сказал Владимир. – Вратислав дал Владиславу отступное в тысячу гривен серебра. Нам же велено убираться обратно на Русь.

– Что надумал Перенег? – поинтересовался Олег.

– Перенег заявил Владиславу, что негоже тайком от союзников сговариваться о мире с врагами. Ещё он потребовал, чтобы чехи и нам заплатили тысячу гривен отступного, поскольку, не будь в Моравии русских дружин, чешский князь вряд ли пошёл на замирение с поляками.

– И что же Владислав? – спросил Олег.

– Прикинулся простачком, – усмехнулся Владимир. – Мол, я выполняю волю старшего брата и сверх полученного серебра ничего с чехов потребовать не могу. Владислав предложил уладить все недоразумения в Кракове. Перенег с этим не согласился. Он так сказал: коль полякам угодно прекратить войну с чехами – это их дело. А русичи будут продолжать войну до тех пор, покуда чешский князь не запросит мира у нас.

– Ай да воевода! – восхитился Олег. – Ну, теперь несдобровать чехам!

– Перенег правильно поступил, – заметил Владимир. – Надо заставить поляков и чехов считаться с нами.

На другой день польское войско ушло к реке Одре.

Перед уходом Владислав попытался припугнуть Перенега, сказав ему как бы между прочим, что в войне с русичами Вратислав может прибегнуть к помощи германского короля, войско которого гораздо сильнее чешского.

Перенег ничего не ответил Владиславу, но про себя подумал: «А нам, милок, и надо на чешской беде проучить короля Генриха! Чай, немецкие латы не крепче богемских панцирей!»