Тяну руку к ее лобку и касаюсь половых губ, мягко раздвигая. Как я и думал. Потекла.

Маша отворачивается, а ее щеки покрываются румянцем.

– Болит? – без стеснения спрашиваю.

– Снова строишь из себя заботливого?

– У меня нет цели причинять тебе боль, Маша, – успокоившись отвечаю.

Что странно, это правда. Придушить, прибить для меня синонимы оттрахать. Но все по обоюдному согласию. И что-то мне подсказывает, Маше понравится.

– Но ты причинил, – говорит слишком эмоционально и быстро.

Слова сорвались с ее губ, и теперь она трогает подушечками пальцев израненную от грубых поцелуев кожу.

И мне нравится то, что я вижу. Есть в этом действии какая-то неподдельная естественность.

– В первый раз не всегда приятно, – отвечаю нейтрально.

Успокаивать и просить прощение за это не собираюсь.

– Забудь, – легко отмахивается и на ее лице вновь искусственная, почти пластиковая улыбка.

Мы одновременно уставились друг на друга. В ее глазах пробежала какая-то искра, за которой хотелось погнаться взглядом.

Грудную клетку как в тиски заперли, стыдно признаться в этом.

Но в очередной, блядь, раз отмечаю, какая она красивая. Даже странно, что я у нее первый. Вроде как…

– Одевайся, я отвезу тебя домой.

– У-уже?

Передо мной стоит девчонка. Мокрая, готовая. Согласная. От одной мысли, как в ней мне было хорошо и охрененно, становится невыносимо тесно.

– Двух раз для тебя пока достаточно, – без эмоций произношу, а внутри кислотой от сказанного прожигает.

Если на ее лице увижу хоть намек на радость или облегчение, точно пошлю ее на хрен. И плевать на проигрыш. Плевать, что останусь ни с чем, главное – выгнать эту Сирену из своей жизни. И из башки.

Она молчит.

И если я прислоню ее к стене и войду в нее одним толчком, и не скажет ничего.

Еще один пункт, который раздражает.

– Пойду тогда собираться, – хрипло отвечает.

Маша выходит из спальни через пять минут. На ней вчерашнее платье, но на лице нет и грамма косметики. Девчонка чистая. Чувствую себя настоящим монстром рядом с ней, когда она такая.

– Тебе точно двадцать два? – со смешком спрашиваю.

Иванова забавно морщится, идеальные губки поджимает.

– Паспорт показать?

– Давай.

Зная серию и номер, может, получится пробить ее незаметно?

– Дома покажу.

Я сам сажусь за руль и отвожу Машу по известному адресу.

Прощаемся смято. Я не привык к нежности, а Маша пока не знает, как лучше. И все же первой тянется к моей щеке и оставляет короткий, жгучий поцелуй.

Запах въедается в рецепторы против воли. Сладкий, дурманящий. Ровно такой, какой я чувствовал, когда мой член погружался в нее, а я вдыхал этот аромат с ее кожи.

– Завтра будь готова.

– Завтра у меня работа, – отрывно говорит.

– После?

– А после я очень устану.

Новая порция раздражения вываливает на меня. Смотрю в ее карие глаза и не вижу там ни капли сожаления. Как и извинений.

– Послезавтра, – предпринимаю еще одну попытку.

Нервы искрят, вот-вот случится короткое замыкание. Руки уже сжаты в кулаки. Терпение на пределе.

– Послезавтра я тоже работаю. Я сама тебе позвоню.

– … хорошо.

Маша закрывает передо мной дверь, но я так и остаюсь стоять около ее квартирки. Старый дом, невысокий этаж. У подъезда сразу помойка, на лавочке плеяда бабушек, как в моем детстве.

Какого черта я здесь делаю?

В офис гоню. Педаль газа практически не отпускаю, словно нога затекла в одном положении. В мыслях то и дело прогоняю слова Маши. И дышу, мать ее, дышу через раз.

В кабинет врываюсь злым и недовольным. Падаю в кресло и откидываю голову.

Когда я шел к Узнику, просил лишь одно – хоть что-то чувствовать. Моя жизнь была как кардиограмма мертвого – ровная полоса с мерзким протяжным звуком. Да я сам чувствовал себя не лучше.