Я растолкал Шкловского. Рука его болталась на перевязке, из-под желтоватых бинтов выглядывали кончики новеньких пальцев.

– Вы хорошо держитесь для новичка. Пойдемте, впереди кефир и теплая дежурная комната.

Мы выбрались из такси и направились, чавкая ботинками по подтаявшей снежной каше, к главному офису Питерского клуба.

У Клуба было официальное название – АО «Росшвей». Основным видом деятельности значился пошив одежды (кроме одежды из меха, по индивидуальному заказу населения). АО «Росшвей» имел двенадцать офисов по России и неисчислимое количество мелких аффилированных контор.

Если кто-нибудь заглянет в производственный цех, то увидит ничем не примечательную картину: швейные столы, оверлоки, молчаливые сотрудницы компании, шьющие кофточки, рубашки, пиджаки с карманами, брюки, и все по индивидуальному заказу.

Неофициально же мы называли конторку – Клубом Любителей Хоррора.

Клуб находился за Измайловским собором, в подвальном помещении бывшего доходного дома. Настоящая дверь в подвал постоянно болталась на ветру и поскрипывала ржавыми петлями. Случайный человек, сунувшись за дверь, увидел бы овальное помещение в пару квадратных метров, заваленное влажными окурками, пустыми бутылками, пивными банками, пакетами, шприцами. Ничего удивительного для двориков Питера, к сожалению. Задерживаться нормальному человеку тут не стоило.

Но мы со Шкловским не были случайными. Остановившись у двери, я вынул набор игл в кожаном футляре, достал открывашку и ткнул острым концом в подушечку указательного пальца.

Короткая вспышка боли. Я передал открывашку Шкловскому, сам же растер проступившую каплю крови по ладони и взялся ею за деревянную ручку. Дверь отворилась внутрь, и я вошел в уютный холл Клуба.

Шкловский замешкался. Немудрено, за неполные три часа дежурства он научился всего паре приемов и точно не освоил ни одного нормального шок-укола.

Я шагнул через порог. В холле было тепло, пахло хвоей и мятой. Две из трех ламп над головой не горели. Скрипнула дверь. Шкловский, вытирая окровавленную ладонь о штаны, виновато пожимал плечами.

– Учиться надо, – сказал он, возвращая открывашку. – Странные у вас фокусы, конечно.

– Это не фокусы, скажу я вам. Каждая игла в наборе – интерфейс между реальным миром и Изнанкой. Вызывая боль при помощи иглы, мы рождаем в мозгу импульсивное воображение, которое замыкается на кончике иглы и активирует переход в приграничную зону. Грубо говоря, твой мозг в момент, когда ты прокалываешь иглой кожу в определенном участке, убеждает реальность, что за дверью действительно находится холл Клуба. Реальность в долгу не остается и конструирует холл для тебя в приграничной зоне.

– Ага. Я успел прочитать бегло. – Мы зашагали по мягкому ковру в сторону дежурного кабинета. – Но так и не понял, почему мозг раз за разом верит в одно и тоже. И как так получается, что все члены Клуба видят вход и могут туда попасть, а другие нет, даже если сто раз проткнут себя иглой.

– А это и есть импульсное воображение. Отработанные до подсознательных навыков однотипные действия, ведущие к желаемому результату. Знаете, на голубях тренировались. В помещении сидело десять голубей. Они ходили по полу и искали еду. Как только какой-нибудь голубь стучал клювом по перевернутому пластиковому стаканчику, ему давали зернышко. Прошло несколько дней, голуби поняли взаимосвязь и стали целенаправленно стучать только по стаканчику. За это они получали зерно. Потом часть голубей переместили в другое помещение и там положили стаканчик в не самом очевидном месте. Голуби стали искать стаканчик, нашли его и снова начали стучать клювом. Представляете? Импульсное воображение – как религия, как рефлекс. Если бы у голубей были наш способности и наши иглы, они бы ударом клюва по стаканчику сами создавали себе зерна. Их крошечные мозги уверовали, что одно связано с другим.