– Нет, – сказала она, затем поцеловала Элейну в щечку и пошла дальше.

Элейна направилась в гостиную. Сохранять безмятежный вид было больше незачем.

Бирн а Саль сидел на широком кожаном диване, разведя в стороны колени и свесив сложенные ладони. Помещение было до того просторным, что Элейна, пересеча половину зала, все равно чувствовала разделяющую их дистанцию. Отец чуточку приподнял голову, ровно настолько, чтобы ее видеть.

– Сюда приезжала Андомака, – сказала Элейна. Не в форме вопроса, но, по сути, задавая его.

– Не с родственным визитом. Она – верховная жрица Братства Дарис. Исполняет их таинства. Их и дядины.

– Мы не состоим в Дарис.

– Мы – нет, – согласился он, – но, по-видимому, у них существует обряд, который требует капельку крови ближайшей по родству персоны. – Он поднял руку. Виднелась красная царапинка на месте прокола. – Ответить отказом показалось мне грубостью.

– Исцеление?

– Заупокойная служба.

– Ох.

– Он еще не преставился, – сказал отец, опять опустив взгляд. – Но она сказала – умрет. Ему осталось недолго. – Бирн покачал головой. – Дедушка прожил до глубокой старости. Я думал, впереди ждут еще годы. Десятилетия. Я полагал…

Он оглядел гостиную, словно картину с изображением чего-то уже потерянного. Вот-вот он станет самым могущественным человеком в собственном городе, а выглядит как извозчик, потерявший любимого пса. Она знала, что отец скажет дальше, и пожелала, чтобы он промолчал. Хоть раз, хоть разок не заводил бы все ту же припевку.

– Хотел бы я, чтобы с нами была твоя мать.

– И я, – произнесла она, и отец, кажется, не заметил глухоты ее голоса.

– Впрочем, этого еще не случилось. Пока что нет. Андомака могла ошибиться. Он еще может выздороветь. Нет причин лишаться надежды.

В такой момент слово «надежда» прозвучало странно – по отношению к смерти матери, смерти двоюродного деда, той жизни, что ведет Элейна, и той, что будет ей уготована. Она поняла одно – отец отчаянно хотел, чтобы мир оказался не таким, какой есть, и это его желание приводило ее в бешенство. Все, что она собиралась ему рассказать про Теддан и ночное приключение, отпало, жалкое и ничтожное. Она смотрела, как отец опять погружается в свои мысли, не понимая, чего хочет сама – прижаться к нему или уйти.

Из-за спины донеслось осторожное постукиванье. Старик в одеянии домашнего лакея стоял в дверях. Она вскинула бровь, готовая спровадить слугу резким жестом, но отец был уже на ногах.

– Он здесь?

– Да, милорд а Саль, – ответил лакей. – Лорд Карсен в утреннем саду.

– Спасибо, – сказал отец, уже припустив быстрой походкой по коридору.

Но приостановился, похоже вспомнив про нее, сделал шаг назад. Отец поцеловал ее в лоб, как прежде, когда она была совсем маленькой, а после взял за руку. На миг показалось, что он сейчас заговорит, но отец только коротко сжал ее пальцы и тут же отпустил, возвращаясь к своему делу. Он суетливо выскочил прочь, оставляя ее одну в комнате. Долгую минуту Элейна стояла безмолвно, затем подошла и села на место родителя – разведя колени, свесив руки меж ними в той же принятой им позе отчаяния.

Отец не сегодня-завтра начнет свое княжеское правление. Он переедет во дворец, а поместье а Саль – здания, сады, фонтаны, семейный храм, библиотека, кухни, конюшни и все остальное – перейдет к ней. К ней одной. Словно одинокая семечка, дребезжащая в огромной сухой тыкве, она будет пытаться заполнить всю пустоту, что осталась после ухода родителей, пока не придет день, когда умрет и отец, и этот выхолощенный дом не освободится и от нее тоже.