Я сначала никак не мог понять, почему ее так плющит. Ведь не надеялась же, что он к ней вернется. За что можно так ненавидеть человека, которого когда-то любила, с которым прожила почти два десятка лет? Только за то, что не оправдались надежды? Но елки, ты же знала, что выходишь не за кренделя из Форбса, а за курсанта-минуса*, который наверняка будет служить в жопе мира, с невеликой зарплатой и мизерным шансом дорасти до генерала. А теперь не можешь вынести, что у него жизнь после развода сложилась лучше, чем у тебя?

Видимо, тут было такое: если у нее все плохо, значит, и у него должно быть так же. Нет, даже еще хуже. А если бы у нее все было хорошо, у него все равно должно было быть плохо.

Или, возможно, я чего-то не знал? Есть еще какая-то причина?

Прохаживалась мать всегда ядовито и тонко, а на мою просьбу прекратить вскидывала брови: а что я такого сказала? Она была на удивление хорошо осведомлена обо всем происходящем в его жизни. Я подозревал Лерку, но та клялась, что ни словечка, ни полсловечка. Впрочем, среди многочисленной родни и общих знакомых любителей потрепать языком хватало.

Когда отец получил наследство от своего деда, у матери приключился гипертонический криз. Зато когда после аварии долго лежал в госпитале, раз двадцать сказала: так и знала, добром это не кончится, как веревочке ни виться – и кому он теперь будет нужен. Можно было подумать, что с сочувствием, если бы не плохо скрытое злорадство. Потом оказалось, что отец кому-то очень даже понадобился, но «эта врачиха» тут же была объявлена корыстной особой, которая непременно обдерет его до нитки. Ну значит, так ему и надо.

Ольга мне не слишком нравилась, казалась какой-то снулой рыбой, и я не мог понять, что отец в ней нашел. Если только по-шекспировски: «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним»**. Но, в конце концов, меня это совершенно не касалось. Я подозревал, что ему тоже не особо нравится Лерка, однако он этого не показывал.

А потом появилась Женя, и мать, хотя ни разу ее не видела, каким-то загадочным нюхом почуяла, что это не просто так. Или видела? С нее сталось бы пошпионить, чисто из любопытства. Ведь все и правда оказалось всерьез. С Ольгой отец встречался два года, а Жене через два месяца сделал предложение, и если бы не попал в больницу, они поженились бы еще в апреле. А когда оттуда вышел, свадьбу снова пришлось отложить, потому что в больнице оказалась уже Женя. На сохранении.

Это само по себе стало новостью похлеще всех прочих. По правде, не сразу удалось привыкнуть к мысли, что у меня будет брат или сестра на двадцать лет младше. Сорок – это казалось хоть и не дремучей дряхлостью, но все же не тем возрастом, когда заводят детей. Скорее, подходит для внуков. Может, тут была банальная ревность – что отвлечет внимание от нашей с Леркой свадьбы и будущих детей? Она как раз на это намекала, не явно, но вполне понятно: мол, твоему отцу не до внуков будет, когда свой младенец на руках. Мы, правда, не планировали до окончания института обзаводиться потомством, но все равно.

До матери вести, походу, долетели только что. Мы разговаривали с ней в начале недели, и она ни словечком не обмолвилась на эту тему. А тут вдруг желчь полилась фонтаном. Я уже двадцать раз пожалел, что согласился приехать на дачу, помочь по всяким делам, требующим приложения силы. И что Лерку не уломал составить компанию. Хотя снова промелькнула мысль: а не она ли на хвосте принесла, что Женя ждет ребенка. Потому что знал: перезваниваются с матерью и переписываются.