— Тогда я точно остаюсь, — заявил Руслан. — Даже если и зальет, переживем. А тащиться куда-то, где ещё и жить негде…
— А я бы уехала, — не согласилась Майка. — Но вот как с жильем?
— Говорят, терпящих бедствие селят обычно в кутьевской школе, в спортзале.
— Ужас какой… — выдохнула Наташа. — Надо посмотреть, будет ли вообще ветер. А то, как дураки, припремся в школу, рассядемся на матах и будем ждать у моря погоды.
С таким промежуточным вариантом согласились все.
— Заглянем на обратном пути к Стрельцовым? — предложила Мика Альке. — Может быть, Семён уже вернулся.
— Опять здоровенный крюк делать? — скривилась та. — Я ногу натерла. Смотри, какая водянка — вот-вот лопнет. Придется бинтовать.
Сашка идее топать лишние полкилометра тоже не обрадовался — ему опять ужасно хотелось есть. Зная Сашкину прожорливость, Мика только вздохнула. Если действительно начнется наводнение и закончатся продукты, он первым кинется варить ремни и подметки. И съест их все без остатка.
Она оглянулась в поисках Ромки, и тут только сообразила, что его вообще в монастыре не было.
Больше никого Мика уговаривать не стала, пошла одна, не замечая взгляда, которым проводил её Кайсаров.
Теперь становилось понятным, почему единственная улица Георгиевки пролегала вдоль склона — все, что располагалось ниже, во время наводнений заливалось. Дом Стрельцовых был последним, за ним кладбище и лес. Это по одну сторону низины. По другую гордо высились домики «Буратино». И между ними дамба. Дорога к базе отдыха тоже проходит по насыпи. А это значит, что если уровень воды в реке все-таки поднимется, они имеют все шансы оказаться на островке. Такая перспектива не радовала, оставалось надеяться, что тревога ложная, и все ограничится одними разговорами.
Вот и дом, он нисколько не изменился за эти несколько часов — только в окнах уже не горели лампы, Инна перед уходом их все старательно выключила. Мика на всякий случай несколько раз постучала в окно кухни, опознав его по веселеньким клетчатым занавескам. Но никто не отозвался — дом был пуст. Подумав, она решила обойти его понизу, заходить во двор, где недавно лежал пес с раздробленной головой, не хотелось.
А потом… Потом ноги сами понесли её к деревенскому погосту.
***
Не успел Игнат с тем старым монахом встретиться, и от немца они уйти не успели — вошли в Георгиевку танки. Проснулись однажды утром, а уже все — около колодца новая власть: гогочут, умываются белобрысые фашисты. Мать заметалась, а после велела Игнату в подпол с младшей сестрой Нюркой лезть — от греха. Стыдно взрослому парню среди кадок с огурцами да капустой отсиживаться, да права Наталья оказалась — всех молодых, кого не попрятали, в Германию угнали. А Игнат с Нюркой после на старую заимку перебрались, и там почти год куковали. Тут-то и пригодилась старая дедова берданка да капканы ржавые — иначе зиму не пережили бы.
Несколько раз за это время приходил Игнат к кривой сосне. Вначале решил — посмотрит, что хоть оно такое за золото, ради которого людей убивали. Но постоял-постоял, и не тронул. Вспомнил, что отец сказал про деда — не пускало его золото правду сказать, в монастырь вернуть. А ну как и правда? Не хотелось парню, чтобы мертвый металл за него решал, что ему делать, а что — нет. Так что пусть негляденым лежит — от греха.
А после все разом завертелось — с утра спозаранок мать прибежала, сказать, что можно домой вертаться, прогнали немцев. Как вернулись, суровые мужики в погонах пристали: где был, как спасся? И следом: собирай котомку, завтра же в Кутьевск в военную комендатуру. Наталья заголосила, не знала, что и думать — то ли на фронт сынка, то ли ещё куда…