Тросы продолжают сжимать шею Генри, и краем глаза замечаю, как медленно тот перестает сопротивляться, теряя сознание он удушья.

– Ну же прошу! – на глазах у меня наворачиваются слезы.

Я знаю, знаю, что для Эйвальда моя боль ничего не значит, но вот мое унижение, мое признание его могущества вполне могут тронуть его самолюбие.

Вдруг император делает резкий жест рукой.

– Остановись.

Кажется, что в эту секунду воздуха в мире становится больше. Сложно описать, какое облегчение я испытываю, наблюдая за тем, как тросы выпускают из своих объятий мальчишку.

– Ваше Величество, вы уверены?

Недовольно генерал поглядывает на меня, явно мечтая поквитаться позже.

– Ты говоришь с Императором. Я никогда не отдаю приказ, если я в нем не уверен.

– Тогда как мы накажем боцмана?

Тут уж превозмогая ненависть, я хватаю Эйвальда за руку и с надеждой заглядываю ему в глаза.

– Пожалуйста, все что угодно. Тюрьма, кухня, неделя уборок на палубе, только не пытки! Он не заслужил…

Дракон нерасторопно переводит на меня взгляд, и крепче сжимает запястье, да так, что я начинаю чувствовать свое сердцебиение.

Сейчас он наверняка пытается понять, ради чего я вступаюсь за боцмана. Наверное, в его картине мира добро можно творить только с выгодой для себя.

– А ведь Нарвия права, – наконец выдает император, продолжая изучать меня снизу вверх, жадно вылавливая каждое мое проявление эмоций, каждый мой вздох, и пытаясь разгадать меня, будто наскальный рисунок, – его вина в этом не столь велика… сколько твоя.

На мгновение я успокаиваюсь, понимая, что Эйвальд умерил свой гнев и вправду решил ко мне прислушаться.

– Не понял? В чем моя провинность?

– Ты не проконтролировал исполнение приказа, а этот боцман виновен лишь в том, что пошел к плохому командиру.

Наблюдаю за Эйвальдом, и на короткую долю секунды ловлю себя на мысли, что чувствую за него гордость. Неужели он может сострадать? Неужели хоть какая-то крошечная часть его способна остановить пытку.

– Ваше Величество, я приношу извинения за свой проступок, но все же настаиваю на наказании для Генри. Это будет хорошим уроком для матросов.

– Винсент, ты абсолютно прав – неожиданно голос Эйвальда вновь становится ледяным, даже страшным, и я мгновенно соображаю, что ни к чему хорошему это не приведет, – наказание все же будет, но не для боцмана. Оно будет для тебя.

В то же мгновение император отстраняется от меня, сбрасывает мантию на пол и стремительно начинает перевоплощаться.

Спустя секунду на палубе сидит громадный черный дракон с нефритовым отливом.

Матросы в ужасе жмутся к перилам корабля, генерал отступает к лестнице, а я задерживаю дыхание, предвкушая что-то очень плохое.

Оглушительный рев дракона заставляет всех сжаться, а когда я снова открываю глаза, то вижу, как Эйвальд стремительно взмывает в небо.

Что же он задумал? Несколько минут он парит над кораблем, будто изучая здесь каждый закуток, каждого человека и его реакцию на громадное животное для убийств.

Прыткий генерал почти достиг лестницы на нижнюю палубу. Неужели он настолько боится своего императора? Но едва эта мысль посещает меня, как Эйвальд расправляет крылья, выпрямляет спину и стрелой мчит к своему военачальнику.

Одно короткое мгновение и тот оказывается в его лапах: беспомощный и парализованный.

Я едва сдерживаю крик, понимая, что за этим последует. Дракон взмывает к облакам, теряясь в густом облаке тумана, а когда я вновь вижу массивный силуэт Эйвальда, я понимаю, что тот направляется к скалам.

Немой вопрос сейчас стоит в голове у каждого: «Что он собирается сделать с генералом?»