Когда я проваливаюсь в сон, то первым делом моему взору открывается пустынная дорога, по которой я сиротливо бреду в одиночестве.
Солнце быстро скрывается за горизонтом, и вдруг я вижу впереди высокий мужской силуэт.
Широкие плечи, мускулистые руки, идеальные пропорции. Сперва мне кажется, что это Эйвальд спешит ко мне в лучах закатного солнца, но стоит ему приблизиться, и в душе моей тотчас наступает весна.
Это мой Вителлус!
Дракон быстро петляет по дороге и быстро достигает меня.
Теперь у меня не хватает эмоций, чтобы сдержаться. Я разбегаюсь и с силой запрыгиваю ему на шею, обвивая мощное тело ногами.
–Я так хотела, чтобы ты пришел. Так хотела, – шепчу я на ухо мужчине, вжимаясь в него всем телом.
–Я знал, я чувствовал, что нужен тебе.
Он принимается жадно покрывать мое лицо поцелуями, словно боясь, что вот-вот я могу растаять.
–Каждый день без тебя пытка, Нарвия. Жить без тебя, словно жить без солнца, в вечном мраке бесконечно искать свет, зная, что это бесполезно.
Я с новой силой впиваюсь в его губы, пытаясь уцепить хоть миг того сладкого, пьянящего чувства, что заставляет меня ощущать его всего.
–Сколько у нас есть времени? – шепчу, ласково проводя рукой по его волосам.
–Пока кто-то из нас не проснется.
Утыкаюсь в его плечо и едва не плачу, не то от радости, не то от разочарования, что свидание с ним всего-то плод моей фантазии.
–Почему мы в пустыне?
–По правде говоря, я не знаю. Я просто никогда не бывал в песках и вдруг подумал, что это должно быть красиво, но, наверное, стоило выбрать место более живописное.
Вителлус прижимает меня к груди, целует в макушку, а затем мы резко оказываемся на уютной скамеечке среди густых зарослей белого шиповника.
–Я чувствую, что ты плакала. Эйвальд причинил тебе боль?
–Он все время это делает. Сегодня он убил человека. Ни за что.
У меня нет сил говорить, и голос вновь начинает дрожать.
– Это мой отец. Ты же знаешь, что ему неведомо сострадание.
– Знаю, но я так надеялась, что истинность изменит его, но теперь я вижу, что он просто не хочет меняться. Он получает настоящее удовольствие, причиняя страдание другим. Особенно мне.
Вителлус приподнимает мой подбородок, и внимательно смотрит мне в глаза.
– Я чувствую, это не все, что ты хочешь мне сказать. Произошло что-то еще?
Вздыхаю, прижимаясь еще ближе к дракону. Теперь мы похожи на сиамских близнецов, которые не могут разойтись.
– Ко мне приходил магистр Гавар, он сказал, что моя мать жива! Она живет в Лагерхемии.
Ожидаю увидеть удивление в глазах дракона, но тот лишь неловко отводит взгляд. Что-то здесь не то.
– Вителлус? – выгибаю спину и вопросительно смотрю на мужчину, – не говори, что ты знал.
– Гавар рассказал мне. Уже давно.
– И ты не сказал мне?!
– Он сказал, ты должна была узнать это уже будучи на корабле.
– Значит он знал, что я отправлюсь в этот поход?!
Моему негодованию нет предела. У меня ощущение, что магистр знает все на десять шагов вперед, умело переставляя нас с Вителлусом по шахматной доске, словно пешек.
– Он хотел, чтобы это произошло. По крайней мере, он верит, что ты можешь спасти Лагерхемию.
– А он не сказал, почему он так печется о чужом королевстве?
Вителлус совершает попытку поцеловать меня вместо ответа, но я тут же уворачиваюсь, молчаливо выжидая его объяснения.
– Ох, Нарвия.
– Говори. Почему магистр Гавар пытается усидеть на двух стульях? Почему прислуживает императору, одновременно защищая Лагерхемию и планируя против Эйвальда заговор?
– Все просто, Нарвия. Гавар – наследный принц Лагерхемии.
У меня перехватывает дыхание, но Вителлус продолжает: