Резкая, обжигающая кожу тысячью раскаленных иголок боль пронизывает бедра, вырывая из глотки дикий крик.

Никогда еще мне не было так больно.

Хотя вру.

Было.

Когда смотрела ему в глаза и врала, что больше не люблю, что не хочу быть с ним, не хочу за него биться. Что моя жизнь не должна в столь юном возрасте отягощаться столькими обстоятельствами и проблемами, сколько у меня возникло в паре с ним.

Безжалостно врала- и била себя вот так же дико и остервенело, только ментально. Но от этого менее больно не было.

Следующий безжалостный свист- новый удар по бедрам. Сжимаю обивку дивана так сильно, что руки сводит.

Сзади слышу смешки и движения араба, сдавленный женский полукрик-полусмешок.

Гадкого извращенца возбуждает то, что он видит.

Вздрагиваю, всхлипываю. Погибаю и снова воскресаю- просто потому, что эта дикая боль подняла бы и полумертвого.

Хочу обернуться на Анзора, но он не дает, словно бы предчувствуя мой порыв. Просто резко нажимает на шею, вдавливая голову в мягкую обивку, не давая нашим глазам встретиться.

Лишая дыхания и хоть какой-то мобильности.

Удар за ударом. Безжалостные. Неотвратимые.

И почему-то я в душе понимаю, что дело не только в том, что ему нужно действовать правдоподобно.

Он делает это еще и потому, что действительно наказывает меня.

Наказывает за то, что было.

Наказывает за то, что снова попалась ему на глаза, а он не смог равнодушно пройти мимо…

Когда мои рваные всхлипывания переходят в рыдания, он отбрасывает ремень.

– Мы рассчитались? Я могу теперь ее забрать? – спрашивает сипло, предельно напряженно, готовый взорваться в любую секунду.

Слишком хорошо его знаю, чтобы не считывать это на уровне телесных вибраций.

Ответа не слышу.

Потому что в ушах дикий звон. Словно бы сотни людей сейчас собрались вокруг, тычут в меня пальцем и гогочут над моим унижением.

Чувствую, как его руки подхватывают меня.

Ягодицы и бедра горят так, словно бы их десять минут обливали кипятком.

Я зарываюсь мокрым лицом в его груди.

Дышу горько-мускусным ароматом некогда любимого, своего мужчины.

И кажется, теряю сознание…

Просто потому, что мозг не может выдержать все то, что происходит со мной сейчас…

Только лишь одно выхватывает мой мозг в ужасе момента. Быстрый горячий поцелуй сухими губами в висок перед тем, как отдаться мраку.

Или же мне он только мерещится.

Я прихожу в себя, но не сразу понимаю, где я.

Осознание наступает лишь тогда, когда я слышу, как рвется на мне ткань платья.

Быстро оглядываюсь, преодолевая головокружение. Просторная спальня, огромная кровать с пахнущим лавандой белоснежным бельем и я… вжатая в подушки, лежу вверх попой.

–Нет,– наступает дикая паника, когда понимаю, для чего на мне рвут платье,– не трогай меня!

Судорожно хватаю руками ошметки разорванной ткани, пытаюсь прикрыться- тщетно.

Анзор, а я по запаху чувствую, что это Анзор, продолжает свое грязное дело. Теперь с таким же жалобным треском рвется и белье.

Господи. Какой ужас. Я сейчас перед ним распластанная… Голопопая…

– Ты же не насильник…– на глазах собираются слезы, тут же впитываясь в пух через наволочку. То, что он делает, ни разу не эротично… Это… Это унизительно и постыдно.

Он тяжело дышит. Сипло, хрипло. Не отвечает…

–Извращенец чертов…– рычу я яростно, собирая последние силы, снова пытаясь вывернуться, но он не дает, более того, сверху наносит еще один сильный шлепок, заставляя меня взвыть- кожа и так кипит от предыдущей его экзекуции.

–Успокойся, сумасшедшая,– цедит сквозь зубы,– последнее, о чем я сейчас думаю, видя твой исполосанный зад, это о том, как тебе засадить! Лежи смирно! Надо осмотреть, насколько глубокие ссадины, и обработать…