Ася жмурилась от яркой иллюминации. В очередях преобладали женщины, они называли друг друга – дама или голубушка. Вышла бабуля в синем халате, она несла в ведре свежие опилки. Ася улыбнулась ей, как старой знакомой…

Друзья, весьма повеселевшие, покинули чертоги «Гастронома». С Невского проспекта свернули на Марата. Прошли мимо купола музея Арктики и провалились в черный омут двора колодца. Все уставились на желтые пятна окон под самой крышей. Макс констатировал:

– Сидят, бухают…

Чугунные перила дрожали под ладонями. Мимо проплывали старинные двери с россыпью кнопок над крохотными табличками. Стало слышно, как где-то за толщиной стен, поют под гитару хором какую-то веселую песню. Дверь открыл волосатый юноша. Он очень обрадовался.

В огромной комнате за бестолково накрытым столом веселились люди. Один тип ритмично хлестал медиатором по струнам гитары. Остальные помогали ему петь. Песня, вероятно, была народная, все прекрасно знали слова:

– Злое белое колено!

Пытается меня достать!

Колом колено колет вены,

В надежде тайну разгадать, заче-ем я!

Сажаю алюминиевые огурцы, а-а!

На брезентовом поле!

Макс поставил на стол водку. Публика на диване подвинулась, волосатый принес еще табуретки. Когда песня кончилась, все полезли здороваться.

Какие все разные, думала Ася. Сначала был винный на углу, мужики в шапках ушанках, квадратных шубах, растянутых непогодой. Затем скамейка. Потом резко – коммерсанты на Пятаке и вот еще одни…

Во-первых, она не слышала здесь матерных слов, хотя беседовали примерно на те же темы, что и на скамейке:

– Новый пивняк на Гражданке открылся…

Все, вдруг, вспомнили какого-то Хряпу, которого вчера не пустили в «невский». Ресторан, надо полагать. И, что в следующую субботу все поедут «танцевать» в какое-то «кз», но без Хряпы, иначе быть беде…

Странно, но тут присутствовали люди разного возраста. На гитаре играл мужик с усами. Волосатик казался моложе Макса и его друзей. Стол не блистал закусками. Водку пили из стопок, девочки наливали себе вино. Усатый запел про рододендрон, который не сон, и если тебя выгоняет вон, это тоже не будет рододендрон…

Эта песня Асе понравилась, она запомнила слова, что бы найти потом в интернете. Ей было невозможно разглядеть комнату. Максим смотрел прямо, не вертел башкой, он разговаривал через стол с девочкой в полосатой блузке. Больше его ничего не интересовало. Но тут, волосатый хозяин комнаты прошел мимо них, ему крикнули, что бы он поставил «савадж».

Макс проводил его взглядом, и тут Ася ахнула – между подоконниками на полу стоял саксофон, огромный, с нее ростом. Выглядел осанисто, бил искрой. Рядом пюпитр с нотами. Ася мысленно «срисовала» этот арт объект. Еще она успела увидеть, что инструмент облокотился о тумбочку, типа этажерки. В нее был встроен катушечный магнитофон. В разных углах комнаты стояли колонки без логотипа, самодельные, однозначно.

Началась какая-то возня, погас свет. Бац! Как салют вспыхнула цветомузыка. Затикал метроном, жахнул синтезатор, и в уши потекла симпатичная и тревожная мелодия. И, в такт метроному, шелковый голос вкрадчиво запел: – ду ю риали вонт ту ноу май нейм, о-о-о. Ду риали вонт ту гоу виз ми, о-о-о. Колонки дали очень сочный звук. В пятна цветомузыки вышел юноша в широких «бананах» и в клетчатой кепке «гаврош». Он смотрел себе под ноги, делая крошечные шаги. Диван опустел, люди превратились в тени, танцующие ватный примитивный танец…

Ася больше не видела яркого света в этом континууме. Зато стало больше голосов, они звенели эхом в разной тональности. Хор ликовал сначала на лестнице, потом в проходном дворе. Давно потерялись Ляпа и Смит, другие лица окружали Макса.