Радовалось братство, хотя смерть собрала в тот день страшную жатву, воспевали капитаны братьев-героев. И мало кто знал, кроме команды одного корабля, почему так печален Глеб по прозвищу Бык и почему не разделяет общей радости.

Говорят, что время лечит. Глеб Бык посмеялся бы над этим. Рана в сердце от потери любимой стала роковой. Капитан Глеб, гордый воин, и весельчак, и верный друг, был готов покинуть пути этого мира, чтобы искать любимую, хотя бы ее тень. Еле уловимое воспоминание, в котором они могли бы быть вместе. Эта скорбь стала больше Пироговских морей, она стала океаном, залившим их прежде такой счастливый мир. И взывал Глеб к могущественному Богу, чью волю принял когда-то безропотно, и к Смерти, что всегда стояла в тени Его, чтобы соединиться с любимой, но слова, выходящие из пылающего жаром сердца, тут же становились сухим ветром, не достигая цели. И скорбь стала непереносимой. Борис увещевал брата, окружил заботой и даже принес в дом его собственноручно вырезанную фигуру – женщину-воительницу с мечом и крыльями, что когда-то была у возлюбленной Глеба. Но брат просил о другом. Хмурился Борис страшной просьбе и устраивал пиры да потешные игры, чтоб хоть как-то отвлечь брата от рокового шага и мыслей о любимой. Но Глеб не мог без нее, и они разбудили Лабиринт. Потому что в Лабиринте был Бог.

…ну вот, в принципе, уже можно сжечь. Уже достаточно. Но не совсем, не совсем.

Брат Дамиан поднес исписанный листок к огоньку свечи.

Там еще о потомстве двух братьев – два рода… Странным образом выходило, что главою Возлюбленных всегда становилось колено Бориса, а главою капитанов – Глеба. Борис был пращуром брата Дамиана, а тайна Книги передавалась по мужской линии. А вот капитан Лев – прямой потомок Глеба. Только дело не в этом. Книга была Священной. И Книга была опасной. Книга была вредна. Та, единственная, записанная Глебом. Благо требовало изъять Книгу, чтобы больше никто не усомнился. Мудрый пращур Борис чуть-чуть поменял в Книге порядок слов, и тайный код исчез из мира.

Брат Дамиан приписал еще несколько слов, прежде чем сжечь листок: «…его брат Глеб теперь разговаривал с Богом и со своей любимой в Нем, оставив после себя смертельно опасное послание, что грозило Пироговскому братству небывалыми потрясениями…»

Ну вот, работа почти закончена, становится легче. Мысли придут в порядок и найдут баланс, отыщут ответы. Мудрый пращур Борис собственноручно переписал Книгу Глеба, и стало их две. Два подлинника передавались от Главы Возлюбленных к следующему Главе и оберегались от досужих глаз. Так как изменения, внесенные в копии, были незначительны – текст подлинников от копий был почти неотличим и не менял смысла пророчества о Грядущем Конце братства от громады Разделенных и о Спасении для обладающих истинным Словом, – то время от времени оба подлинника давали монахам рангом пониже, чтобы и те прикоснулись к Свету Откровения и еще больше укрепились духом. Может быть, прозорливому брату Феклу – вот кто воистину был бы лучшим союзником – и не стоило давать подлинник, но этого требовал закон. А Светоч Озерной обители всегда заботится о его соблюдении. Как и заботился о Благе.

Но только то, что мудрый пращур Борис утаил, сейчас повторяется вновь. Не без усердия – тяжкого, но необходимого – брата Дамиана. Потому что забота о Благе – высший и священный долг пастыря Возлюбленных. Повторяется. Бог снизошел до явления себя во второй раз. С одним лишь «но»: лодка гидов…

– Ведь мудрый пращур Глеб не мог узреть ее в ниспосланном ему откровении? – Звериный оскал в мутном зеркале и страшные слова в одинокой келье.