Оказавшись на берегу озера, я бросила велосипед и подошла к самой кромке воды. Боль внизу живота уже давно прошла, и я спокойно села на песок, еще сохранивший тепло ушедшего дня и погрузила босые ступни в ласковую воду.

Несмотря на все те проблемы, что случались раньше, я всегда стремилась потихоньку продолжать идти вперед. Если не в моих силах было что-то кардинально изменить, я просто блокировала это и продолжала двигаться дальше. Наверное, это в определённой степени была некая защитная реакция, попытка не дать обстоятельствам согнуть себя пополам. Но сейчас я ощущала себя так, будто внутри меня всё перегорело. Напрочь.

Я давно уже не питала никаких иллюзий насчет матери. Пожалуй, даже отчасти приняла то, что она бросила нас. Приспособилась к нашей с папой новой жизни. Мы восстановили равновесие. Но внезапное появление матери просто напрочь снесло весь тот порядок, который нам пришлось с таким трудом и усердием выстраивать заново. И теперь я понятия не имела, хватит ли сил всё начать сначала.

Вся эта семейная драма вызывала у меня лишь тошноту и острое чувство одиночества. Я не знала, что мне делать дальше и как вообще реагировать на сложившуюся ситуацию.

Внезапно сзади послышался шорох. Я резко дернулась в испуге и обернулась. Это был Костя. Он молча прошел по берегу, бросил неподалеку от моего велосипеда свою обувь и сев рядом, закурил. Я удивилась его появлению. Как он вообще меня нашел? Выпрямившись, я потупила взгляд на чистую озерную воду, в которой отобразились первые вспыхнувшие звезды.

— Если захочется пореветь — реви. Стыдить не стану, но еще одного платка у меня с собой нет, — тихо произнес Костя и сделал очередную затяжку.

— Я сохранила тот твой платок.

— Не удивлен.

— Только вот он дома остался, — я невесело улыбнулась и обняла свои колени.

— Это она впервые после своего побега объявилась?

— Ага, — едва выдавила я из себя. Очередной ком слез стянул горло так, что мне показалось, будто в него кто-то вцепился стальными острыми пальцами.

— У меня в детстве тоже была похожая ситуация. Только наоборот. Папаша то приходил, то уходил. Выносил мозг моей матери. Я еще сопляком был, но уже имел неплохую физическую форму. На все школьные соревнования ездил. Мать часто ходила либо заплаканная, либо с синяками по всему телу. Он только почему-то ее лицо не трогал. Однажды мне всё это просто осточертело.

— И что ты сделал? — осторожно спросила я и крепче прижала колени к груди.

— Поколотил своего папашу, выбросил все его вещи и выставил за дверь. Больше он в нашей жизни не появлялся и мать наконец-то перестала плакать, — с улыбкой, в которой не было ничего веселого, ответил Костя. — Иногда людям сложно вырваться из обстоятельств, в которые они угодили.

— Да, но я не хочу колотить свою маму.

— И не нужно. Я просто пытаюсь до тебя донести, что твоя ситуация неуникальна. И ты ни в чем не виновата.

— Мне просто хочется, чтобы они либо помирились раз и навсегда, либо разошлись раз и навсегда. Чтобы каждый из них был счастлив. Не знаю. Может, это эгоистично — надеяться, что люди поступят так как тебе хочется, — я пожала плечами и опустила подбородок на колени.

— Все люди эгоисты, — Костя выпустил последнюю струю дыма в небо и затушил в песке бычок. — На самом деле всем насрать на чувства окружающих. Нет, конечно же, большинство в этом никогда не признается и будет старательно отыгрывать роль участливого человека. До тех пор, пока не случится собственное дерьмо. Каждый из нас стремится прикрыть свой тыл. И если потребуется, прикроет его за счет другого. Такова жизнь.