В доверье к людям вкралась Розалинда:
Все бедную жалеют сироту.
Она тебя обкрадывает этим.
Не возражай, дуреха, без нее
Заблещешь добродетелями ты.
Своих вердиктов я не отменяю:
Пока я герцог, ей не место здесь.
СЕЛИЯ. Пусть ваш вердикт коснется и меня:
Мне без нее не жить.
ФРЕДЕРИК. Ты просто дура!
А ты, племянница, поторопись.
Клянусь тебе: задержишься – умрешь.
Я в слове тверд.
(ГЕРЦОГ ФРЕДЕРИК и СВИТА уходят.)
СЕЛИЯ. Бедняжка Розалинда!
И что теперь нам делать? Может быть,
Нам следует отцами поменяться?
Пожалуйста, не плачь – ведь я не плачу.
РОЗАЛИНДА. Есть повод плакать только у меня.
СЕЛИЯ. Ничуть, сестра. Есть повод улыбнуться.
Неужто ты не поняла, что герцог
И дочь свою прогнал.
РОЗАЛИНДА. Не поняла…
СЕЛИЯ. Выходит, ты меня совсем не любишь.
А если бы любила, – ты бы знала,
Что мы с тобою слиты воедино.
Кто разорвет нас? Что нас разлучит?
Отцу я не наследница отныне.
Да разве я смогла бы отпустить
Тебя с твоей тоской наедине?
Клянусь судьбою, вынудившей нас
Бледнеть от горя, я тебя не брошу.
Ты можешь что угодно говорить,
Но я, представь себе, уже решила,
Куда и как бежать и что нам взять.
РОЗАЛИНДА. Ну, и куда?
СЕЛИЯ. В Арденнский лес, конечно!
Поищем дядю, твоего отца.
РОЗАЛИНДА. Пускаться в путешествие такое
Нельзя девицам. Падки негодяи
Не так на деньги, как на красоту.
СЕЛИЯ. Одеться надо, как простолюдинки,
А лица умброй загримировать.
На нас тогда никто и не посмотрит.
И побредем себе.
РОЗАЛИНДА. А может, лучше
В мужской одежде мне пуститься путь?
Ведь выше я, чем средняя из женщин.
Кинжал в руке, дубинка на плече —
И буду я, по-женски трепеща,
На доблестного мужа походить.
Так зачастую трус мужеподобный
Геройствует, испытывая страх.
СЕЛИЯ. Как назовешься, будучи мужчиной?
РОЗАЛИНДА. Как мальчуган, украденный Кронидом:
Ведь я ничем не хуже Ганимеда.
И ты б сменила прозвище свое.
СЕЛИЯ. Сироттой я, наверно, назовусь,
Как и пристало изгнанной отцом.
РОЗАЛИНДА. А если б ты придворного шута
Уговорила с герцогом расстаться,
Нам было б с ним в дороге веселей.
СЕЛИЯ. Шута и уговаривать не надо:
Меня не бросит этот острослов.
Давай-ка деньги наши сосчитаем,
Обсудим час, когда верней бежать,
И как, сбежав, погоню обмануть.
Пойдем же. Добровольное изгнанье —
Для нас свобода, а не наказанье.
(Уходят.)
Акт второй. Сцена первая
Арденнский лес.
Входят СТАРЫЙ ГЕРЦОГ, АМЬЕН и ДВОРЯНЕ в охотничьих костюмах.
ГЕРЦОГ. Друзья мои, собратья по несчастью,
Войдя во вкус, мы зажили в лесу
Счастливее, чем прежде, во дворце.
Жить в роскоши опасней, чем в глуши,
Где лишь природа вымещает зло
На нас за первородный грех Адама.
Пускай клыки холодные свои
Вонзает в тело ветер и мороз,
Пускай терзает вьюга и пурга,
Я, из последних сил смеясь, шепчу:
«Вы не льстецы. Со свитою такою
Измены никакие не страшны».
Мы счастье и в несчастье обретаем,
Как драгоценный камень в голове
У жабы, ядовитой и поганой.
Вдали от света внятны стали нам
И лепет лип, и речи ручейков,
И говор гор, и смысл существованья.
Я жить иначе больше не хочу.
АМЬЕН. Блаженна ваша светлость, если может
Так истолковывать удар судьбы, —
С таким изяществом и благородством.
ГЕРЦОГ. Аминь. А не убить ли нам оленя?
Хотя, когда в бока пятнистых дурней