— Да не собирался я больше, не дурак. А вы это... деньгами не выручите на недельку? Тыщ десять. Я отдам, чес слово!
— Ларёк грабанёшь, как в старые, добрые?
— Да не, ну правда, завязал я, дядь Серёг! Заработаю, не вопрос, мне просто на первяк перекантоваться... — Запнулся об его изучающий взгляд. — Не, ну если нет, то и нет... Я тогда у пацанов подогреюсь.
— Я тебе подогреюсь! Дам, и не в долг, а так. Кирюха, вон, за будь здоров каждый день с «пап, дай денег» начинает, и ничего, не заела совесть! — Вздохнул. — К матери-то поедешь?
— Не знаю, не собирался пока. Чего мне там делать, на очередного её хахаля смотреть?
— Ты теперь мужик, Дань, так что обидки свои пацанячьи давай-ка в сторону, и... — помолчал, теребя в пальцах сигарету. — Короче, надо. Мать она и есть мать.
Когда открывал дверь в квартиру, в подъезд выглянула соседка баба Маша.
— Батюшки, Данила, ты что ли? А я думаю, кто там шурудит, а это ты!
— Здорова, армия! — хрипанул из-за её спины пропитой голос деда Вити. — С возвращением! Это надо обмыть! Традиция такая!
— Так, пошёл отсюдова! — тут же вскинулась баб Маша. — Тебе лишь бы повод! — и, выскочив в подъезд, захлопнула дверь перед его носом. Деловито осмотрела Данилу. — Ну, с прибытием, с прибытием! Кот ваш, кстати, уж полгода, как у меня гостюет. Заберёшь?
Барс — полосатая наглая морда, первое время ходил по квартире, осторожно принюхиваясь, как будто не был здесь лет десять. Но уже через пару минут Данила застал его метящим стену в коридоре. Схватил за шкирку:
— Ещё раз увижу, яйца отрежу, понял?
Кот смотрел на него невозмутимо, как на дурака. Данила усмехнулся — ну да, а сам-то он с чего начал? Отжать бабло у вокзального каталы — это так-то беспредел, по которому надо будет ответить. Но зато и до Шпика весточка точно дойдёт.
Усталость с дороги и дядь Серёгина самогонка взяли своё — силы кончились. Даже навязчивая идея фикс всего дня пойти вечером по бабам — и та отпустила. К тому же, без Кирея не так куражно.
Нового кресла-кровати, на котором он раньше спал, больше не было. Не было и импортного цветного телевизора, который отец купил перед уходом Данилы в армию. Так же не было старинного круглого дубового стола на массивной фигурной ножке, доставшегося отцу от бабушки и новой лакированной «стенки» Вещи же, которые раньше в ней хранились — тряпьё, книги, посуда и прочий хлам, теперь были свалены кучей в углу. Короче, всего, что представляло хоть какую-то значимую ценность, не было. Даже холодильника.
Без мебели однушка смотрелась полупустой и заброшенной, и спасали её только высоченные сталинские потолки с лепниной, паркетный пол, просторные коридор с кухней и, конечно, газовая колонка, благодаря которой всё лето напролёт, пока новостройки мучились без горячей воды, можно было не заморачиваться с кастрюльками и тазиками.
Засыпая, вспомнил вдруг дерзкую девчонку. Как зажал её в первый раз на вокзале, и как успел, снова целуя, тиснуть во второй раз, когда отозвал за доску почёта. Правда, тут же получил укропом по морде, но, блин... Оно того стоило!
2. Глава 2
— Так это ещё не всё! Ты дальше слушай! — Щёки уже сводило, но прекратить смеяться не было сил. — Короче, папа в ярости и давай там кипешить — вокзальных ментов дёргать, свидетелей собирать, ну короче, как обычно. Слава богу, поезд подошёл! В общем, встретили Оксану с Тёмкой, туда-сюда, время как бы упущено, ну и всё. Папа бурчит, конечно, под глазом фингал наливается, но в целом, почти успокоился. Пришли на остановку, а автобусов нет. Папа пошёл к таксистам, а мы с Оксанкой ждём. И тут слышу: Марин! А я даже и не туда, что это меня, понимаешь? Опять: Марин! И свистит. Ну я чисто машинально оглянулась, а это он, прикинь! За доской почёта спрятался и подзывает, вот так, знаешь... — загадочно поманила Катьку пальцем.