— Мне нужно улетать.

— Что?

Затрясла головой, стараясь сосредоточиться. Что ж это её так развезло, чуть не выдала себя:

— Возвращаться. Меня ждут в Луарине. Жених. Я помолвлена, — соврала, чтобы придать значения словам.

Принц рассмеялся, запрокинув голову, потом снова привлёк девушку:

— Думаешь, ты тут одна такая? Каждая вторая влюблена. Кто твой избранник? Купеческий сын? Почтовый служащий? Кто способен составить конкуренцию будущему правителю Копота?

— Пустите меня, — стараясь говорить спокойно, Юлянка продолжала упираться. С таким же успехом она могла спорить с железными тисками. Эсмонд был значительно сильнее и не стеснялся это показать.

— Хитрюга, — он наклонился и горячо дохнул в ухо, — решила заарканить меня, изображая равнодушие?

Какое там равнодушие! Всё существо трепетало от прикосновений молодого мужчины! Он безумно нравился ей. Темные коротко стриженные густые волосы, которые хотелось взъерошить, а потом пригладить. Лучистые глаза насыщенного зелёного цвета. Смуглая кожа с лёгкой небритостью на щеках, Брови вразлёт, густые словно подведённые сурьмой ресницы. Мягкие на вид губы, готовые приникнуть к её губам.

Юлянка боролась не только с ним, даже в большей степени с собой. Чувствуя, что не справляется, пустила слезу. От бессилия и презрения к своей податливости.

— Смилуйтесь, ваше высочество, — прошептала она, — дайте уйти.

Из Эсмонда будто дух вышибли. Он отпрянул и с возмущением посмотрел на претендентку:

— Ты всерьёз? — Она кивнула, не решаясь поднять взгляд. Он же шумно засопел и чуть погодя твёрдо сказал: — Убирайся! Но замок ты не покинешь, так и знай. Во всяком случае, до бала.

Юлянка выскочила из беседки, как будто спасалась от огня. Промчалась мимо Отая и вытаращившейся на неё Эсмы, не сбавив шага. Порочь! Прочь отсюда! «До бала» — всплыло ограничение. Когда состоится бал? Надо бы уточнить. У кого? Найти распорядительницу… потребовать объяснений… Что за беспредел творится с этим отбором?

Чуть не натолкнулась на Лефтину, преградившую выход из цветника.

— Куда летишь? — Толстуха для надёжности ухватила беглянку за полу жилета.

Пришлось задержаться. Юлянка отдувалась, пытаясь восстановить дыхание, тёрла лоб и молча смотрела на стоявшую рядом девушку. Та с подозрением прищурилась:

— Тебя тоже очаровывал? Вот, мерзость!

— О чём ты?

— Не прикидывайся, вижу, что вся светишься. Влюбилась?

—  Лефтина, говори толком, я не понимаю.

— Не понима-а-аю! — передразнила толстуха, вцепилась в локоть Юлянки и потянула её в сторону от крыльца. Они прошли по окружной тропе и, когда густая листва сирени скрыла их от других претенденток, Лефтина заговорила: — Этот мерзавец применяет очаровывающее заклятье. Представляешь? Мало ему тех девушек, что готовы выйти за него без всякой любви!

— А-а-а… вот оно как.

— Ты ещё чувствуешь влечение?

— А ты? — перевела разговор Юлянка, — На тебя тоже воздействовал?

— Говорю тебе: на всех! Я не подвержена, поэтому и раскусила его! — видя, что собеседница не воспринимает её слова, Лифтина пощёлкала пальцами перед её лицом и стала объяснять подробнее: — У меня иммунитет. Ведь мы с Эсмондом родственники.

— Как? — вскинула брови Юлянка. — Разве можно?

— Не кровные! Моя мать долгое время служит при дворе, а тут все женщины… Короче говоря, папаша Эсмонда ни одной более-менее симпатичной не пропускает. Так что моя родительница тоже подвергалась такому воздействию. Со временем вырабатывается устойчивость. Мне она передалась. Однако чувствую, когда человек пытается.

Всё это не укладывалось в голове. Зачем его высочеству двадцать влюблённых девиц? Почему попытка очаровать невест так разозлила Лефтину? Она, судя по всему, представляла, с кем имеет дело.