Из десяти или двенадцати ловушек на квакк были полными еще только две, а вот в ямах и ящиках почти в каждом сидел какой-то зверь. Улльх исправно озвучивал названия и рассказывал что-то про каждого зверя, но Рей мало что запомнил — лишь для себя понял, что звери тут были совсем не похожи на земных. Например, одной из самых желанных добыч тут, видимо, считалась огромная мясистая гусеница. А вот животное, с виду напоминавшее помесь барсука с лягушкой, вытащили из ямы и отпустили на все четыре стороны. Оно, кстати, было цело, невредимо и отчаянно верещало тонким неприятным голосом.

— Плохое мясо, — пояснил Улльх. — Горькое. Но хороший зверь.

Рей понял две вещи. Первая: придется есть то, что совсем недавно бегало, само кого-то или что-то ело и никак не рассчитывало быть съеденным. Сложная задача для человека, вся жизнь которого, особенно в последние годы, прошла под лозунгами «сохраним природу». Причем лозунги не сильно бы мешали, вот действия, которые предпринимали правительства разных стран и особо сознательные граждане, давили сильнее. От мяса коров и свиней Рей не отказался, но уже сто раз думал, прежде чем купить кожаные ботинки. Рассматривая на обратном пути траву и прислушиваясь к доносящимся из нее звукам, Рей пытался себя убедить, что вот где-где, а в этом мире, да и в его прежнем, пожалуй, в такие вот времена потребление было разумнее некуда: не убивай больше, чем сможешь съесть.

Труднее было с тем, что все, что было поймано, должно было быть каким-то образом умерщвлено, несмотря на то, что совсем недавно было живо. Проверка на гуманность, думал он, удивляясь проскакивающим по траве искрам. Скорее всего, это было что-то живое.

Рей открыл для себя неведомый прежде триггер: убийство живых существ. Не самых разумных, но все же. Для пропитания, но все же. Ни разу в жизни он не делал этого сам, но догадывался, что теперь придется.

Второе открытие не вызывало моральных дилемм, но сильно мешало физически. После езды на чалле он не чувствовал собственного зада и подозревал, что ходить нормально какое-то время не сможет, как и сидеть.

Степь была сочно-багряной, небо напоминало рубин и сияло так же за красными облаками — возможно, местное светило, или даже не одно. Вся группа держалась рядом, добыча в мешках к ночи совсем притихла — может, смирилась с неизбежным, может, просто боялась. Рею тоже становилось не по себе, как только он отвлекался от мыслей о еде и заднице и начинал всматриваться в степь. Мир, тишина, но это все обманчиво. Если все настороже, и ему следует быть молчаливым и внимательным, насколько получится.

Но они вернулись благополучно. Рей сполз с чалла, держась за седло. Ноги ощущали землю, но стоять не желали и физической связи с задницей и всем остальным телом, кажется, не имели. Осторожно, как годовалый ребенок, Рей сделал шаг и чуть не упал.

— Ты привыкнешь, — пообещал ему Улльх. Вокруг шла суета, подбегали мужчины и женщины, принимали добычу, проворно утаскивали куда-то. Рей догадался, что он тут лишний.

Он смертельно устал, но это была усталость от впечатлений и незнакомых ранее действий. Хотелось сесть и медитировать, хотя никогда в жизни Рей не тратил время так бездарно. От просиживания штанов его удержало то, что все были чем-то заняты, безделье могло быть расценено неправильно. Или правильно, что еще хуже.

Глядя на упорядоченный хаос, на детей, которые радостно шныряли под ногами и визжали, Рей побрел к своему гарруту. Ноги понемногу начинали подчиняться, но шаг все равно был как у пьяного. Интересно, уллюты пьют? Или ведут здоровый образ жизни? Есть ли у них какие-то пороки?