— Если бы мне потребовалась квартира, при условии, что она бы была твоей, то тогда вдовой мне было бы гораздо выгоднее стать и ни с кем не делиться. Не находишь?

— То есть как это «при условии моей». Я лично квартиру купил!

Нервы Вересова не выдерживают, и он бежит в сторону гардеробной.

Я считаю про себя до трех: раз, два, три…

— Ах ты ж трындец! Как же это…

Это мой фиктивный эгоист отыскал в своем логове новую гардеробную. Семейную. На двоих.

— Откуда… Нет, я спрашиваю, откуда ты все это приволокла?

— Оттуда, — и киваю на небольшой сейф в самом дальнем углу.

— Это чего? — теряется Глеб и тяжело дышит.

— Коробочка для хранения ценностей и важных документов, — иронично отвечаю, а сама продолжаю восседать в той самой медитационной позе. — Ну чего как не родной. Подходим и открываем сейф или тебе напомнить, любимый?

— Сейф, значит…

— Угу… — сижу и пытаюсь состроить скорбное лицо. — Я думаю, тебе стоит к наркологу записаться на прием, пока белочка не накрыла. Самое время, — бросаю ему вдогонку.

Глеб стоит у сейфа несколько минут. Думает.

А вот тут мы с Евгением Семеновичем очень долго спорили, откроет его племянник сейф или нет. Потому что Глеб все хотел его купить, но так и не сподобился — гулянки затянули настолько, что совсем стало не до сейфа.

Я настаивала, что не откроет. Ну как можно открыть то, чего у тебя никогда не было и когда цифровой код заводил для сейфа дядя, а не Глеб лично. На это Малышев лишь усмехнулся:

— Глеб хоть и разгильдяй, но за мозгами он стоял в очереди не самый последний. Мира, он сможет открыть. Критическое мышление у мальчика отличное.

Мальчик! Это Евгений Семенович говорил про вот этот двухметровый шкафчик с тугими мышцами и татухой на плече? Если бы я увидела Вересова вблизи до того, как дала свое согласие, может, и не стала бы на такое подписываться. Прихлопнет одной левой и не моргнет.

Я с замиранием сердца сижу и даже не дышу. И тут Глеб берет и вводит с первого раза нужную комбинацию. Боже! Да Малышев знает этого мужчину как облупленного. А я совершенно не разбираюсь в людях.

Вересов роется в сейфе. Потом выходит из гардеробной со свидетельством о браке в руках, а в другой руке у него договор купли-продажи. И все оформлено на нас двоих.

— Да как так-то?! Что за дичь… — гневно бросает Глеб, рассматривая документы. — Ничего не помню такого. Это невозможно.

Вересов падает в кресло с документами и молчит.

Я же восседаю в позе лотоса и проговариваю мантру.

А на улице начинает светать.

— Ты в кресле спать будешь? — спрашиваю, когда мне надоедает наблюдать, как он сверлит одну точку потерянным взглядом.

— С женой, — оживает Глеб, а у меня даже пальчики на ногах поджимаются оттого, что сейчас мне предстоит с ним лечь в одну постель.

— Ну вот и отлично. Утро вечера мудренее, — проговариваю и направляюсь к бельевому комоду.

А там… Там одно сплошное кружевное белье, сорочки тоже шелковые с кружевной отделкой. Хотя я просила до всего этого балагана пижаму на пуговицах, вернее, три пижамы.

— Что-то не так, любимая? — с сарказмом уже теперь проговаривает Глеб, и я ежусь оттого, что так нелепо палюсь в подобных мелочах.

— Все так, — веду плечом и выуживаю из ящика комода более-менее закрытую сорочку.

— Не уходи, здесь переодевайся, — проговаривает Вересов и, откинувшись в кресле, смотрит на меня прямым взглядом, откладывая документы в сторону.

Ну что сказать. Влипла. Но я представляю себя в женской раздевалке, где я не должна никого соблазнять и тому подобное. Мы же все-таки уже женаты, а значит, какие между нами могут быть стеснения? Верно?!