Я ни жива ни мертва. Ноги словно врастают в пол. Как он это делает? Еще минуту назад он был душкой и наставником, а сейчас… сейчас просто безжалостен в своем нападении.

Я в замешательстве и полном непонимании происходящего.

— Мира, я считаю, ты одна можешь помочь моему Глебу. Не торопись с ответом, только…

— Что?

— Не заставляй меня долго ждать.

***

— Вы сумасшедший… — не уточняю, а констатирую факт.

— Мира, я просто старый и очень сентиментальный. Не могу смотреть на то, как мой близкий человек, крестник, гробит себя. Он стремительно несется под откос.

— Туда ему и дорога, — выпаливаю то, что уже давно заворочалось смертельной коброй в груди.

Не умею я затаивать злобу. Вываливаю ее моментально и потом всегда жалею, что я такая прямолинейная дура.

Зачем? Кому сдалась моя правда в этом несовершенном мире?!

— Ты его не знаешь.

— Разве? Евгений Семенович, давайте откровенно. Вы очень обеспеченный и влиятельный человек, — сердце стучит о ребра, и язык не слушается совсем. — Почему ваш любимый родственник не может нанять вам частную сиделку? В конце концов, самостоятельно ухаживать за вами, дома, а не в больничных стенах.

— Мира, все не так. Глеб запутался, и я нашел эффективный способ.

— Приставить к нему волонтера в лице меня?

— Пусть так, девочка. Но разве ты не хочешь помочь своей матери? Ты играешь со мной в шахматы, гуляешь, веселишь. По правде, я к тебе прикипел всей душой… и прошу о помощи, предлагая взамен спасение для твоего близкого.

— Никто не гарантирует успеха. Все это так случилось внезапно… Обследования покажут лишь часть картины, а путь к выздоровлению может затянуться на годы…

— Мира, но разве можно упускать такую возможность?

Я чувствую, как Малышев умело подводит меня к нужному для него решению. Я сопротивляюсь изо всех сил, отчаянно на мой взгляд выставляя племянника Евгения Семеновича в самом неприятном виде. Я разрываюсь на нескольких работах, коплю на лечение для мамы, а какой-то мажор не ценит единственного родственника. Разве такой, как он, достоин спасения?!

И когда я уже открываю рот, чтобы отказать Малышеву и уйти с гордо поднятой головой, слышу голос мамы:

«Мирочка, цветочек мой, никогда не бросайся помощью свыше. Гордыня плохой советчик».

Она это повторяла, сколько я себя помню, что заставило ее так думать, мама никогда не рассказывала.

Немая сцена словно из кинофильма. Я стою гордая и неприступная, и мой «поклонник», инвалид, осознавший, что что-то сделал не так в своей жизни, раз все пошло совершенно не по плану.

— Евгений Семенович, я соглашусь, — проговариваю тихо, — но только при одном условии!

Мужчина нажимает на пульте управления кнопку. Инвалидное кресло подъезжает ближе, Малышев берет мои холодные пальцы и согревает в плену своих теплых ладоней.

— Какое условие, Мира?

— Насколько дорог вам Глеб?

Евгений Семенович не медлит.

— Я готов за него отдать жизнь.

— Почему? — растерянно смотрю на Малышева и понимаю, что он говорит правду.

— У него глаза его матери, в нем течет кровь той, кого я любил, пламенно и безответно.

Губы Малышева дрожат, а в глазах застывают слезы. Те, которые он никогда не прольет. Не здесь и не при мне. Не такой он человек.

— Вы отец Глеба?

— Нет, девочка, я только крестный и дядя. Мне просто не повезло. Влюбиться в невесту на свадьбе собственного брата — плохая идея. Как ты понимаешь, Глеб для меня самый близкий и родной.

— А вы для него? Вы близкий?

— Я не на исповеди, Мира. Не обижайся. Мы условились только об одном вопросе. Ответ ты на него получила. Исчерпывающий, на мой взгляд.