Хасанов шагает в том направлении куда указала женщина, и я поспешно семеню за ним:

— Вы тоже ночевать останетесь? — спрашиваю едва слышно. — А разве вам не нужно в госпиталь вернуться? У вас же рана…

— Как же я вернусь? — говорит тихо, и открывает передо мной дверь одной из многочисленных комнат. — Меня ведь… жена приехала навестить.

Столбенею.

Прикусываю губу. И морщусь неприязненно. Так и знала, что даром моя ложь не пройдет:

— П-простите, я просто…

— Входи уже, — приказывает он холодно.

Слушаюсь, потому что с этим чурбаном бездушным просто невозможно спорить. Хоть выслушал для начала. Как ему только удается одновременно заставлять меня чувствовать себя виноватой и благодарной ему, и при этом дико бесить своей манерой общения? Вернее полным отсутствием манер!

Вхожу в номер. Хотя «номер» — громко сказано. Скорее это крохотная комнатушка, в которой есть всего одна дверь кроме той, в которую мы вошли. Заглядываю. Ожидаемо там туалет. Вот только:

— А душа нет? — спрашиваю, поворачиваюсь к застывшему в дверях полковнику.

— Почему же нет? — он заметно уставший, будто и не спал всю ночь до того, как медсестра передала ему мой зов о помощи. — Есть. В конце коридора. Общий. И там всего один бойлер. Так что если хочешь помыться в горячей воде — бегом, пока постояльцы просыпаться не начали.

— Ого, как все сложно, — выдыхаю я.

— К сожалению в округе это единственный круглосуточный отель, если его можно так назвать, — будто нехотя рассказывает Хасанов, входя в нашу крохотную комнату, которая в его присутствии начинает казаться еще теснее. — Все остальные имеют строгие часы въезда и выезда. Поэтому это наш единственный вариант поспать перед дорогой.

Он бросает на пол у кровати спортивную сумку, которую прихватил из машины.

— Перед дорогой? — удивляюсь я, и отхожу в дальний угол, чувствуя неловкость оставаться с ним так близко в столь маленьком пространстве. — Вы тоже куда-то едете?

— Это ты — «тоже», — как всегда непререкаемо отрезает он. — А у меня приказ. Вот заодно и тебя выпровожу подальше, пока ты опять ничего не учинила.

— Ничего я такого не сделала, — ворчу себе под нос.

— Ну да. Ничего, — усмехается недобро, усаживается на край кровати, и принимается перебирать свою сумку. — По меньшей мере трижды за оружие хваталась. И это всего за сутки. А так ничего.

— Это какие три? — возмущаюсь я. — Только пистолет, и тот незаряженный был. Ну и ножик для бумаги — тоже мне оружие, — складываю руки на груди, будто защищаюсь.

— А как же лопата? — безразлично припоминает он, даже не глянув в мою сторону.

— Это вообще отношения к делу не имеет, — отвечаю я твердо. — Так что всего-то полтора оружия получается.

— И это на полтора больше, чем тебе положено, — он поднимает на меня строгий взгляд своих ледяных глаз. — Скажи еще спасибо, что за пределы госпиталя твоя выходка не вышла.

— Спасибо, — фыркаю, и хочу было продолжить в том же тоне, но понимаю, что не имею права язвить ему.

Насколько бы ни был мой день сложным, полковник в этом не виноват. А вот в том, что у самого полковника денек тоже не задался явно есть и моя вина.

Поэтому вздыхаю, проглатывая свою желчь, и опускаю взгляд:

— Правда… спасибо вам, — мямлю тихо. — И за то, что помогли припугнуть Виталика. И за то, что в полицию за мной приехали. Я вам очень благодарна. И простите, что соврала, о том, что ваша жена… — замолкаю, потому что он вдруг поднимается с кровати:

— Если ты не идешь мыться, то я пойду, — держит в руках стопку одежды из сумки. — Пока воды горячей достаточно.