Смеёмся.

Мне всё-таки кажется, что уже не могу веселиться по-настоящему. Лёгкости нет. Искренней радости. Но это ничего.

— Но тогда почему? — Слава поднимает на меня взгляд красивых глаз.

И есть что-то в его голосе такое… залежалое, непрожитое.

Хотя несколько минут назад на пороге говорил, что выдохнул с облегчением…

Я складываю пальцы в замок, упираюсь в них лбом, вздыхаю.

Слава спокойно нарезает говядину кубиками и отправляет жариться. Следом очищает лук, морковку и чеснок. Мне кажется, что пальцы его слегка подрагивают. Вдумываться нельзя.

Когда тебя любят безответно, лучше просто не замечать. Я так решила тогда. Помню об этом и сейчас.

— Понятно, — бросает он.

— Мне было не до того.

Он отвечает не сразу. Но когда отвечает, заставляет вздрогнуть всем телом:

— Не до того тебе было и тогда, когда познакомилась с ним. Просто я тебе не нравился.

Да.

Игнат нравился.

Очень.

И сейчас, когда вспоминаю, как он за мной ухаживал, сердце будто начинает биться прямо в горле, горячее и израненное.

И кровь… я чувствую её в корне языка.

Какая злая насмешка — любить Дьявола так сильно. До сих пор.

Пожимаю плечами виновато.

— Ну… Это ведь ничего не говорит о тебе. Надеюсь, ты не думаешь, что дело в деньгах. Хотя… можешь так думать.

Может, Славе наоборот будет легче убедить себя, что у меня просто были амбиции, был Большой Чёртов План. И я отшила его только потому, что он простой хороший парень. А мне нужен был богатый и злой. Ха.

Но пусть.

Я вовсе не против.

— Нет, Лера, пожалуйста, давай больше не будем об этом. Я правда порадовался за тебя. Что было в прошлом, то было в прошлом. У меня двое детей. Сыновья-погодки, представляешь?

Я улыбаюсь, пытаясь заглушить глубоко внутри себя боль.

Не хочу разговаривать про детей.

Но всё равно слушаю милые подробности от Славы, пока он нарезает помидоры и болгарский перец.

Он кажется действительно счастливым.

Мясо с овощами тушится около часа. Получается говядина в густом овощном соусе, пахнет божественно. За десять минут до снятия с огня, Слава добавляет ещё немного воды и макарон. Они напитываются мясными и овощными соками, соусом и выходит очень сытно и безумно вкусно.

— Намного лучше, чем в любом ресторане.

— Из того что было, — он улыбается.

Я всё ещё чувствую некоторое сопротивление, когда смотрю на еду. Но поесть надо — и так шатаюсь, долго так продолжаться не может. Да и с такой компанией трапеза всё же приятнее.

Мы продолжаем беззаботно болтать и есть, пока я, наконец, не решаюсь спросить:

— Мы ведь даже не были особо близкими друзьями. Почему ты помогаешь мне?

— Разве помогаю? Просто в гости зашёл. Семьёй похвастаться и это… скилом.

— Очень помогаешь, — улыбаюсь. — Слава… спасибо большое.

— Я просто… мне очень жаль, что всё так случилось с твоим мужем.

Вилка зависает над тарелкой, чувствую, как кровь отливает от лица. Прикусываю губу и всё же переспрашиваю:

— Что?

Он отвечает виноватым взглядом.

— Все уже знают про развод. Алинка же дружит с Глашей — рассказала. Вот они и злорадствуют.

Я всё-таки роняю вилку.

— Да почему злорадствуют? — голос дрожит, в него закрадываются истеричные нотки. — Почему бы не порадоваться за меня? Что девочка из их деревни может стать кем-то? Не то чтобы здесь все — никто. Просто… разве плохо, Слава? Что я им всем сделала?

— А сама не понимаешь?

Мотаю головой.

— Лера, ты всегда была себе на уме. Что-то есть в тебе такое… Не надо так смотреть. Мне это нравилось. Но ты всегда была молчаливой, тихой. Вроде вежливая, но особняком. Конечно, это никому не нравилось. Есть же негласные правила… Да и мама у тебя была очень образованная, это ну… раздражало что ли.