Странно, что сознание, оглушенное происходящим, фиксирует такие мелкие детали. Хотя… Все, что связано с мужем, для меня важно. Ведь моя судьба, похоже, переплелась с ним гораздо теснее, чем раньше казалось.

Убираю платок в карман, избегаю при этом смотреть ему в лицо. Буравлю взглядом белоснежный узор в стене беседки. Дарран бережным, мягким движением убирает несколько упавших локонов мне за ухо. Подушечки пальцев ласково скользят по вискам и щекам, вызывая мурашки по телу и взрывную волну возмущения на саму себя.

Куда подевался мой инстинкт самосохранения? Гордость, самоуважение, в конце концов? Почему короткие прикосновения предателя пробуждают в теле бурную реакцию и прилив какой-то необоснованной надежды на счастливое будущее?

— Ты как? — подобной заботы в его голосе я не слышала ни разу.

Мне казалось, голос сурового дракона в принципе не способен на такую бархатную теплоту.

Все еще не отрывая взгляда от ажурной стены, бормочу:

— Спасибо, уже в порядке. Наверно, съела что-то не то. Я пойду, если ты не против?

— Пойдешь. Сегодня же к целителю.

Он вдруг вскидывает меня на руки, заставляя ойкнуть. Прижимает к груди и несет по дорожкам к замку, будто пушинку.

Лицо так близко и так ярко освещается солнцем, что я впервые различаю черные зрачки в темной радужке карих глаз. К моменту, когда он приходит по ночам, всегда успевает обрасти щетиной, а сейчас подбородок и шея гладко выбриты — так что меня грызет соблазн коснуться его кожи, обвести четкую линию скул.

Случайно встречаемся взглядами, и…

Испуганно опускаю глаза.

Не понимаю, что происходит.

Почему он вдруг переменился ко мне?

Он ко всем немощным испытывает сострадание и нежность?

— Пусти, — вяло трепыхаюсь. — Меня ждет Айна.

— У тебя что-нибудь болит?

— Нет.

— Тошнит?

— Да. Немного. Поэтому лучше отпусти.

— Ты хочешь заниматься с Айной, пока тебя тошнит? — он с сомнением приподнимает бровь.

— Да... То есть… Она меня ждет. Я просто не хочу ее расстраивать.

Он нехотя опускает меня на землю, но вернуться к малышке не дает. Придерживая за плечи, словно тяжело больную, доводит до замка. Безропотно терпит мой улиточный темп, пока взбираемся по лестнице. В спальне помогает устроиться, взбивая поудобнее подушки за спиной.

Наливает воду из граненого графина, что всегда стоит на столике у окна, приносит мне в кровать. Растерянная, отпиваю несколько глотков и возвращаю ему хрустальный стакан.

Что. С ним. Такое?!

Его отношение пугает. Мне не нужна забота, которую выдают с барского плеча по особым случаям, в то время, как в обычные дни щедро пичкают жестокостью или равнодушием. Сердце молит о стабильности и покое!

— Отдыхай, — приказывает Дарран, накинув на меня шерстяной плед. — А я пока прикажу заложить карету.

— Ты поедешь на работу? — втайне именно на это надеюсь.

Если уж не получилось пообщаться с Айной, я предпочитаю остаться наедине с собой, чтобы обдумать ситуацию в тишине, без помех.

— Мы поедем к целителю, — ставит меня перед фактом. — Если ты беременна, надо убедиться, что с ребенком все в порядке.

Прежде, чем успеваю заверить, что у меня всего лишь легкое отравление, его силуэт исчезает за дверью.

Мне становится так горько, что хоть плачь!

Значит, ребенок. Он все-таки догадался.

Вот почему окружил меня заботой.

А если вдруг окажется, что я заболела, что беременность тут не причем, он снова окунет меня в полынью ледяного безразличия?

Возмущение клокочет в груди, ищет выхода. Вместо того, чтобы лежать, вскакиваю и принимаюсь мерить шагами комнату. Складки платья мягко шелестят в такт поступи, легкие домашние туфли скользят по мраморному полу, нисколько не мешая думать.