Смотрю ему в глаза, и, честно говоря, мне не хочется никуда уезжать. Мне хорошо в бабушкиной квартире — в ней все пропитано радостными воспоминаниями, поэтому я почти не сопротивляюсь папиному предложению.

Мне отводится бабушкина комната, где стоит полутороспальная кровать с высокой пириной. Бабуля любила спать на мягком, мне же жутко неудобно и непривычно. Папа ложится в зале. Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок, но наконец под утро засыпаю.

А когда открываю глаза вновь, то почему-то оказываюсь в больнице, и мне жутко холодно.

16. Глава 15

Заторможено осматриваюсь по сторонам. Белый потолок отливает голубоватым оттенком из-за света лампы. Я лежу на удобной кушетке. Все вокруг выглядит холодным, странноватым. Моргаю.

— Щекотно, — вздрагиваю, когда врач касается прохладным датчиком, смазанным липким гелем, к оголенному животу и начинает водить по коже.

Взрослый мужчина в очках с толстыми линзами внимательно всматривается в экран, расположенный перед ним, хмурит кустистые брови. Но меня это не пугает. Многие врачи так поступают, когда что-то изучают.

— Ну что, покажете мне моего хулигана? — улыбаюсь, тоже пытаюсь всмотреться в размытые тени на экране, который находится ко мне полубоком. Улыбка не сходит с моего лица, потому что я безумно счастлива. — Вчера, мне кажется, у меня внутри происходил какой-то футбольный матч…

Врач не отвечает. Его пальцы замирают, вдавливая датчик сильнее в кожу. Лицо мужчины становится каменным. Изучаю его. Сердце пропускает удар. Сглатываю.

— Что-то не так? — инстинктивно тянусь рукой к животу. Ощущаю под ладонью круглую, уже такую привычную и родную выпуклость. — Доктор, в чем дело? — привстаю на локте.

— Сердцебиения нет, — глухо отзывается врач.

Два слова… всего два слова раскалывают мой мир на «до» и «после».

— Как нет? — мотаю головой. Не понимаю, не могу понять. — Но… но я же чувствовала малыша вчера, — шепчу. — Это ошибка, посмотрите еще. Или дайте мне, я сама гляну, — тянусь к врачу.

Он разворачивает экран ко мне. Черно-белое изображение хорошо мне знакомо. Я столько раз это все видела на работе, что не сосчитать. Настороженно всматриваюсь. Все мое внимание устремлено в одну точку. Невольно прислушиваюсь… в ушах звенит страшная, необъяснимая тишина. Там, где должно было стучать маленькое сердечко моего сына, видна лишь неподвижность.

— Плод замер примерно неделю назад, — врач всматривается мне в глаза.

Он напряжен, видимо, ожидает от меня криков, слез. И я хочу… хочу закричать, но внутри все еще теплится надежда.

— Мы… мы можем еще раз проверить? — облизываю пересохшие губы. — Может, аппарат… — скребусь ледяными пальцами по натянутому животу.

Нет, если бы что-то было не так, я бы заметила. Я же, черт возьми, врач! Я бы поняла, если бы что-то произошло. И я же мать! Я бы почувствовала, если бы моему малышу стало плохо. Так что, это точно ошибка!

— Нет, это не ошибка, — врач будто читает мои мысли.

— Нет, нет, нет, — откидываюсь на кушетку, мотаю головой.

— Так бывает, — мягко произносит врач.

— Не бывает, — резко сажусь. — Не бывает! — кричу. — Не бывает! — хочу вскочить на пол.

— Успокойтесь, — доктор пытается меня перехватить, удержать.

— Нет! Вы напутали, — слезы прыскают из глаз. Меня начинает трясти. — Я сама… я сама все посмотрю. Нет, дайте пройти, — начинаю вырываться их крепкой хватки.

Внутри разрастается нереальная пустота. Сердце готово в любой момент лопнуть от боли. Меня тошнит, трясет.

— Я не гроб! — шепчу. — Он жив… — пытаюсь убедить саму себя. — Мне скоро рожать, — снова дергаюсь, кажется, ударяю врача локтем в грудь. Плевать!