— Это да, — киваю.

Мне нечем крыть. Я думаю, что мама как раз и считает, что, окажись она на моем месте, то смогла бы спасти… моего малыша. А я… не буду думать об этом!

— Я вышла замуж, — продолжаю говорить, чтобы заполнить тишину. Почему-то мне от нее становится еще некомфортнее. — Удачно. Он владелец элитных автомастерских. Так что…

— Деньги у вас имеются, — заканчивает за меня папа.

— Да, — «имелись» — добавляю про себя. Хотя я и неплохо зарабатывала, но до Игната мне было далеко.

— А ты, поди, домохозяйка теперь, — папа громко отхлебывает горячий чай.

Мурашки бегут по коже от понимания, что эта его привычка не изменилась. Он всегда так делал, после этого неизменно мама высказывала свое недовольство, говорила, как ее раздражает его манера «хлебать» как свин, а я под шумок тянулась к лишней конфете. Невольно улыбаюсь и беру «Коровку» — папину любимую.

— Нет, я выучилась на медика, — раскрываю фантик.

— Мать все-таки заставила, — папа ставит кружку на стол.

— Да нет, не сказала бы, — кусаю конфету, прикрываю глаза от ощущения сахара на языке. Приятно. Маленькая радость взрывается в груди. Ловлю себя на мысли, что мне… спокойно. Наконец-то я не нервничаю. — Мне нравится быть врачом, — распахиваю веки, смотрю на отца. — Я акушер-гинеколог, помогаю деткам появиться на свет, и не только. Говорят, у меня талант.

Почему-то мне хочется превознести себя в глазах отца, показать, что я стала хорошей дочерью, чтобы он пожалел о том, что не общался со мной все это время. Знаю, что веду себя как ребенок, но ничего не могу с этим поделать.

— Умничка, — улыбается папа, запихивая в рот целую конфету.

— А у тебя как дела? — спустя мгновение тишины задаю свой вопрос, понимая, что реакции, которую я жду, не будет.

— Да как тебе сказать, — папа ерзает на месте. — Все хорошо. Работаю на заводе, живу в соседней области. В целом, не жалуюсь… женился повторно, — он поднимает на меня виноватый взгляд.

Замираю. Осознаю, что ничего не могу предъявить папе, но я не была к такому готова. В груди возникает ощущение, будто меня предали. И это неправильно!

— Как давно? — спрашиваю шепотом.

— Почти десять лет, — виновато отзывает отец.

Ну ладно, хоть не сразу после того, как ушел от нас. Немного успокаиваюсь. Видимо, я испугалась того, что и папа изменял маме, но нет — здесь другое. Тихо выдыхаю.

— У тебя есть маленькая сестренка, — папа тепло улыбается. — Ей шесть, такая забавная. Настенка.

Расцветаю в ответ. Мне бы хотелось с ней познакомиться. Я уверена, что мы бы понравились друг другу. Но не говорю этого вслух — папа, если бы хотел, сам бы предложил. А раз не делает этого, то не стоит ставить его в неловкое положение.

— Значит, все хорошо? — тянусь к папе, беру его руку в свою.

Он вздрагивает, видимо, от неожиданности, но тут же переворачивает ладонь вверх и переплетает наши пальцы, сжимает свои.

— В целом, да, — папа печально смотрит мне в глаза. — Мне жаль, что все так вышло.

— Не надо, — в эту минуту я не жалею, что согласилась пойти с папой.

Я скучала по нему… очень скучала, и в глубине души верю, что он тоже тосковал по мне.

— Хорошо, — кивает папа.

Остаток вечера мы рассказываем друг другу ничего незначащие истории с работы, я делюсь моментами из жизни, но не углубляюсь в подробности. Нам обоим пока что этого достаточного.

— Ладно, я пойду, — говорю, когда на улице становится совсем темно.

Помнится, недалеко есть гостиница, так что поеду туда.

— Да уже поздно, — папа неловко указывает ладонью в окно. — Давай оставайся, нечего мотаться в такую темень. А завтра вместе поедем. Так что не глупи.