И тут все очень сложно! Тихо усмехаюсь. Когда же в моей жизни будет все просто?! Наверное, нескоро.
Сжимаю руки в кулаки. Мне стыдно признаться, но на какую-то долю секунды я допустила мысль, что папа здесь из-за меня, вот только он сам убил во мне эту призрачную надежду, и теперь я не вижу смысла больше задерживаться. Неожиданная встреча становится тягостной для нас обоих, поэтому направляюсь к своему чемодану, беру его за ручку и качу в сторону выхода.
— Рада была увидеться, — киваю папе, проходя мимо.
— А почему ты с чемоданом? — он перехватывает меня за локоть. — Что-то случилось?
Смотрю папе в глаза, почти готовая вырваться, но вовремя останавливаю себя. Он не заслуживает моей злости… уже нет.
— Ничего страшного, — пожимаю плечами. — Просто на какое-то время решила задержаться здесь, — отвечаю как можно неопределеннее.
Папа замирает, всматривается мне в лицо, а после его взгляд светлеет.
— Тогда, если ты еще нигде не остановилась, пойдем со мной? — он ярко улыбается. — Я сейчас живу в квартире бабушки. Заодно и пообщаемся. Как ты на это смотришь?
В его голосе мне слышится… отчаяние, смешанное с надеждой.
15. Глава 14
В квартире бабушки ничего не изменилось. Все тот же длинный узкий коридор с одной лампочкой, отбрасывающей теплый свет на желтоватый линолеум, все те же молочного цвета обои в странный цветочек, все та же пенопластовая плитка в рубчик на потолке. Стоит пройти дальше, как я случайно сшибаю старенький потрескавшийся комод. Тру ушибленное бедро. Сажаю мишку, которого все еще держу в руках, на несчастный комод, над которым висит зеркало.
— Давай сюда, — папа ставит чемодан рядом с железной обувницей, помогает мне снять пальто и вешает его в небольшой, но высокий шкаф.
До сих пор не понимаю, как позволила себя уговорить пойти с отцом. Мне неуютно рядом с ним. Чувствую себя неловко, как бывает, когда в шумной компании никого не знаешь, и вдруг к тебе кто-то подходит.
— Спасибо, — киваю, продолжая топтаться на месте.
Я сотню раз была в этой квартире, но теперь чувствую себя по-настоящему в гостях.
— Ты чего? — папа кладет руку мне между лопаток, подталкивает вперед. — Проходи, все же свое, родное.
Приподнимаю уголки губ. Нерешительно направляюсь на кухню. Папа следует за мной. Ему тоже неловко — это видно по сгорбленным плечам и ссутуленной спине. Он дерганно щелкает кнопку на электрическом чайнике. Простенький белый кухонный гарнитур в серую мурашку все также находится на месте. Старый холодильник шумно тарахтит, подавая признаки жизни. Сажусь на мягкую лавочку, углом тянущуюся вдоль стены и окна без занавесок. По моему, раньше они были. Или нет? Хмурюсь, пытаясь вспомнить.
— Ну рассказывай, — папа ставит передо мной высокий стеклянный бокал с синим цветком на одной стороне.
Пакетик чая плавает в дымящейся воде. Я и не заметила, как ушла в свои мысли. Обхватываю кружку ладонями и тут же отдергиваю их, обжигаясь. Беру пакетик за бумажку, несколько раз дергаю его, наблюдая, как вода окрашивается в коричневый оттенок.
«Становится грязной», — странная мысль проскальзывает в голове.
— Да нечего особо рассказывать, — поднимаю на папу глаза.
Он ставит плошку с разноцветными конфетами. Их немного, но я им рада. Хочется хоть какой-то сладости в жизни.
— Как там мама? — папа опускает глаза в свою кружку.
— Все также, живет, — мне неприятного говорить о ней. Но папе этого знать необязательно. — У нее проблемы с бедром. Тяжело ходить, но операцию делать не хочет…
— Конечно, она же медик от Бога, — усмехается папа. — И сама знает, как лечиться, — в его голосе слышна слегка уловимая неприязнь.