Минуты томительно тянутся, но муж не спешит больше делиться своими мыслями по поводу моего дальнейшего существования. Из спальни доносится возня. Придётся ждать, пока Генрих натешится с этой мерзавкой. Время тянется мучительно долго. Пересилив себя, снова заглядываю в комнату. Алиса всё так же безуспешно пытается поднять в бой нерадивого бойца. Да, девочка, дяденьке уже пятьдесят и не работает у него прибор двадцать четыре на семь. Мстительно улыбаюсь.

— Извини, Алиса, — Генрих отстраняет от себя любовницу и запахивает халат. — Не идёт у меня из головы разговор с Женей, вот и сбоит. Иди ко мне.

Алиса ложится на плечо моему мужу.

— Расстроился из-за того, что она не хочет встречаться с нотариусом?

— Ты подслушивала, маленькая негодница? — муж треплет Алису за грудь.

— Ждала, когда ты закончишь, чтобы уложить Евгению Павловну. Не уши же мне затыкать, — мерзавка вроде и называет меня по имени-отчеству, а говорит словно о бревне.

— Да, не хочется потом заморачиваться с наследством, да и мало ли, что Жене придёт в голову. Уже пришло.

— Ты же не уволишь меня? — смеётся Алиса.

— Уволю! — с серьёзным видом заявляет Генрих.

Эта зараза тут же усаживается на него верхом и обиженно тянет:

— Сло-оник, нет!

Кто? Слоник? Снова приваливаюсь к стене. Докатился ты, Генрих Альбертович.

— Уволю, моя козочка! И тут же женюсь, — Из комнаты доносится звонкий шлепок.

Слоник и козочка? Какая-то сексуальная революция в мире животных. Мне тяжело стоять, и я сползаю по стене. Уставившись в темноту, обнимаю колени. Странный эротический спектакль мне как кость в горле, но я убеждаю себя дождаться интересных фактов о своём незавидном будущем. А ещё занимаюсь этим мазохизмом, потому что злость неожиданно придала мне сил. Сколько оказывается произошло, пока я беспечно умирала.

— Я куплю чёрное и белое платье, — делится тем временем планами Алиса. — Мне всегда хотелось примерить шляпку с вуалью.

Су*а! Уже на мои похороны наряд подбирает!

— Я тебе уже столько нарядов накупил. У Жени столько нет.

— Тебе жалко?

— Для тебя, красавица, ничего не жалко.

— Мне нужна гардеробная.

— Как у Жени?

— Что ты меня всё время с ней сравниваешь? — снова шлепок, но теперь, походу, получил Генрих.

— Она моя жена. И вообще я говорил сейчас о мебели.

Надо же, вспомнил! Жена!

— Евгения Павловна сама уже как мебель, — ворчит Алиса.

Ах ты ж тварь мелкая! Откуда тебя только свекровь выкопала? Что-то она говорила про подругу, которая живёт на каком-то хуторе и в город глаз не кажет. Знать бы где он…

— Эх, Алиса! Молодость жестока, — вздыхает Генрих.

— Мне тебя так жалко! — тут же меняет тон его козочка. — Ты прости. Я просто тоже устала по дому с пипидастром в фартуке бегать.

— Не прибедняйся. Ты занимаешься только Жениной комнатой. А так-то в доме впахивает клининг. Сама ты с персоналом не очень-то церемонишься.

— Слушай, а что ты там говорил про психиатра?

— Меня напугала Женина истерика. Она ведь тоже понимает, что конец близок. От такого недолго и умом тронуться, — В голосе мужа неподдельная горечь.

— Ты хочешь положить её в психлечебницу? Они же заколют её там препаратами. Пусть лучше дома умрёт. Всё-таки мы о ней заботимся.

Ну прям мать родная! Я, конечно, в дурку не хочу, но от того, что этого не хочет Алиса мне становится не по себе.

— Алиса, какое у тебя доброе сердце. Но там бы Жене подлечили нервы.

— Пусть твой психиатр приедет и Евгении Павловне уколы назначит. А их я сама ей смогу ставить. Я умею.

Меня прошибает холодный пот.

— Так и поступим, — соглашается Генрих. — Слушай, принеси коньяк. Всё-таки хочу завершить начатое и забить ещё один гол в твои ворота.