Вспоминаю наши ночные прогулки по городу, долгие объятия, свидания самые разные, первый секс… Во всех смыслах первый — Андрей ведь единственный мужчина в моей жизни. В ту ночь был так нежен…

Давлю в себе новый приступ рыданий и вместо этого хватаю первый же попавшийся тюбик — кажется, это его шампунь — и швыряю в дверь. Просто чтобы хоть что-то выплеснуть, а то меня уже разрывает. Даже от этого жеста легче не становится, просто трясти начинает.

Андрей там затих. Надеюсь, свалил? Не слышу больше, как скребётся.

Сердце пропускает удар — потому что через несколько долгих секунд всё-таки раздаётся его тяжёлый вздох. Кажется, муженёк всё ещё там. Видимо, просто замер статуей после моего броска.

— Соф… — зато теперь очухался, снова пытается ко мне воззвать, хоть и сдавленно как-то, почти робко. — Я клянусь тебе, я люблю тебя, — с каждым новым словом его голос снова крепнет и набирается уверенности, такой решительной, что даже не по себе. — Мне никто больше не нужен. Разве я хоть раз давал повод…

— Уходи! — не сдержавшись, кричу.

Да, голос дрожит и срывается от визгливых ноток, но хотя бы сказать получается. Уже что-то.

— Что? — Андрей спрашивает тише. Скорее чутьём каким-то улавливаю, чем слышу наверняка.

Сглатываю ком. Конечно, хочется прогнать нерадивого муженька насовсем. Видеть его больше не могу. Боюсь даже…

Сломаюсь ведь окончательно.

Но нельзя — папа пока не в курсе. А без него стремительные движения скорее к худшему приведут. Ещё чуть-чуть, и я вывалю Андрею обо всём, и в итоге мы просто разойдёмся, скорее всего. Без удовлетворения местью, без шансов хоть что-то ему доказать, отыграться хотя бы за папу.

— Тебе на работу пора, — нахожусь с уточнением.

И голос крепнет. Откуда-то силы берутся. От одной только мысли о том, что смогу отыграться? Не представляю, как — надеюсь на папу. Одна я уж точно всё это не вывезу.

— Я не пойду никуда, — неожиданно возражает Андрей, причём настолько твёрдо, что аж застываю. — Мне похрен, пусть твой отец меня уволит, но я не пойду никуда, пока ты не выйдешь, не посмотришь мне в глаза и не скажешь, что всё в порядке.

Предательское сердце сжимается от его заявления про безразличие на возможное увольнение. Ведь если он ради компании на мне женат, разве ему может быть всё равно? Разве станет рисковать?

Но разум тоже не молчит — хладнокровно напоминает, что, во-первых, моё расположение для него сейчас важнее и от моего недовольства потенциальных рисков с компанией может быть больше, чем от опоздания. Ну и во-вторых… Это его «пока ты не выйдешь» кажется скорее манипуляцией.

Ладно. Пора быть сильной. Вооружиться хладнокровием, нацепить на себя непроницаемую маску.

Мне требуется несколько секунд, чтобы настроиться, стоя у зеркала и придирчиво осматривая себя. Ни слезинки не покажу Андрею. Хотя, конечно, нескольких секунд мне чертовски недостаточно — мне бы и жизни не хватило.

Но времени в обрез. Не хочу, чтобы он ещё что-то выдал, пытаясь меня убедить. Хватит с меня его лживых признаний и попыток до меня настучаться. Внутри всё бурлит от них, ком в горле никак не проглатывается, и вообще невозможно всё это выносить.

Резко распахиваю дверь — Андрей даже отодвинуться не сразу успевает. Кажется, ему куда-то в плечо попасть успело в итоге. Но даже злорадства по этому поводу не чувствую.

Да и муж словно бы не замечает. Смотрит на меня почти немигающим взглядом, напряжённый весь. А сам в одних штанах до сих пор.

Дыхание спирает, меня прошибает мелкой дрожью, но уставляюсь ему в лицо. Как он там говорил, в глаза надо посмотреть? Я и смотрю, хоть и толком ничего перед собой не вижу.