— О причинах мне еще предстоит узнать, — цежу сквозь зубы и бью его по руке, интуитивно увеличивая между нами расстояние, но этим лишь провоцирую Абласова на грубость.

Он рывком подается вперед, хватает меня за щеки и склоняется над моим лицом, обдавая парами алкоголя.

Алкоголь.

Господи, он пьян.

На мгновение это осознание дезориентирует меня, потому что Абласов и алкоголь несовместимые вещи, и поэтому же начинает по-настоящему пугать, но в тоже время именно страх рождает в моей голове сомнительную идею.

У меня не будет лучше шанса, чем сейчас.

Ведь вывести из себя трезвого и вечно собранного Тараса заранее проигранное дело. Но иметь дело с выпившим человеком, желающим причинить боль… это то, что поможет мне получить хоть какую-то сатисфакцию. У меня нет подтверждения его измен, но зато я смогу зафиксировать побои, которые появятся на моем теле из-за агрессивного поведения мужа мудака. И я смогу это использовать в свою пользу, когда наконец подам на развод. Боже, эта мысль так окрыляет, что я с трудом подавляю порыв улыбнуться.

— А я узнаю, Абласов, уж поверь мне, — шепчу, тяжело дыша, давая повод ублюдку сильнее впиться пальцами в мое лицо. Особенно когда я добавляю: — И тогда я растопчу всю твою адвокатскую…

Тарас обрывает меня на полуслове, встряхнув в своей жестокой хватке.

— Моя женушка решила показать свои зубки? — Он сильно сжимает второй рукой мою грудь. — Но сегодня я в настроении позволить тебе это. — Тарас щипает меня за сосок, после чего вновь сдавливает мою грудь. И в этом нет ничего возбуждающего. Он намерен причинить боль, в которой нет удовольствия.

«Больше боли, больше синяков», — напоминаю я себе, чтобы не поддаться инстинкту самосохранения и не отступить.

— Твое настроение изменится, — прерывисто выдыхаю, — можешь не сомневаться, дорогой.

Вздрагиваю, когда он резко выпускает мое лицо, но только для того, чтобы переместить руку на шею.

— Ты никогда и ничего не докажешь, сука, — рычит он, вжимаясь щетиной в мою щеку. — Твой единственный шанс выйти из этого брака — отказаться от всего, что я тебе когда-то дал, и съебаться из города.

— Я никогда не отдам тебе то, что заработала своим трудом, — пыхчу я, пытаясь его оттолкнуть. Но хватка на моей груди становится такой сильной, что глаза увлажняются слезами.

— Ты делаешь мне больно, — едва ли не хнычу я от боли, но каким-то чудом нахожу в себе силы заехать этому мудаку коленом между ног.

Секунда, и мое тело получает свободу, а Тарас сгибается пополам, проклиная меня матом.

— Неблагодарная сука…

Задыхаясь, хватаюсь за грудь и принимаюсь осторожно разминать ее в попытке успокоить адское жжение, которое с каждой секундой становится лишь сильнее.

Чертов ублюдок.

Медленно восстанавливая дыхание, я наблюдаю, как Абласов выпрямляется, а потом встречаюсь с его глазами, которые полны черной ненависти. Господи, кажется, врачи зафиксируют не только побои, но и, вполне возможно, смерть. Остатки здравого смысла кричат мне, чтобы я уносила ноги, но будь я проклята, если сдамся на полпути. Никогда.

Поэтому я делаю глубокий вдох и выпрямляю плечи, прежде чем помахать красной тряпкой перед взбешенным быком:

— Эта неблагодарная сука раздавит тебя в суде.

Абласов дергается в мою сторону, но я и не думаю бежать, позволяя ему схватить себя за волосы и толкнуть в стену.

Удар спиной и затылком о твердый бетон оглушает, но я все равно слышу свой жалкий всхлип. Уже собираюсь закричать, воспользовавшись открытым балконом, чтобы привлечь внимание соседей, вот только Абласов вновь толкает меня в стену, а следом вцепляется пятерней в шею.