Он делает еще шаг, и его железная грудь практически касается моей, вынуждая почувствовать, какими тугими стали мои соски под шелковой тканью сорочки.

И все же я нахожу в себе силы отвлечься от сладко томящего чувства внизу живота. Это все неправда. Это все вино и игра опьяненного воображения.

— Глеб. Я не знаю, что в твоей голове, но попрошу тебя соблюдать границы. Не ставь меня в неловкое положение. Мне это не нравится.

— А мне не нравится, что такая сложная, сильная и красивая женщина боится принять факт, что может быть интересна мужчинам.

— Глупости, — огрызаюсь я.

— Ты веришь в это, но на самом деле твоя неуверенность в себе делает тебя слепой. Ты даже не видишь, насколько безразлична моему брату.

Он снова попытался укусить меня, и на этот раз в моей ослабшей броне остались следы от его зубов. Я снова отступаю, но Глеб шаг за шагом преследует меня, пока я не ударяюсь лопатками о кирпичную стену. А в следующую секунду оказываюсь прижата к ней его сильной грудью.

— Да брось, Лена. Он даже не смотрит на тебя. Все, что он дает тебе, — унижение. Сколько ты еще будешь терпеть это?

Глеб наклоняется ниже, и я проглатываю тихий вздох, максимально вжимаясь в стену, будто это спасет меня от жара его тела.

— Будь смелой, Лена. Скажи мне, чего ты хочешь?

— Тебя это не касается, — пытаюсь укусить в ответ, но я знаю, что это жалкая попытка.

— Хочешь, я буду первым?

— Это лишнее, — шепчу я и упираюсь руками в его грудь, чтобы оттолкнуть. — Отойди, Глеб.

— Нет. Ты не хочешь этого. Хочешь, я скажу тебе, чего ты хочешь?

— Хватит, — прошу я рвано.

— Ты хочешь, чтобы я задрал эту чертову сорочку и трахнул тебя так, как не может сделать мой брат…

Звук пощечины обрывает его. Моя ладонь пульсирует и горит, а грудь вздымается от частых вздохов.

Глеб проводит ладонью по покрасневшей щеке, а потом делает тяжелый шаг и нависает надо мной. Я знаю, что,подняв руку на мужчину, можно получить в ответ. Но это не заставляет меня отступить или извиниться. Пощечина меньшее, что он заслужил.

— Я не бью и не унижаю женщин, но испытай меня еще раз, Лена, и я отвечу, — Глеб наклоняется так, что мне приходится вздернуть подбородок, чтобы скрыть свою уязвимость. — Я задеру одну из твоих чопорных юбок и отшлепаю тебя по твоей сочной заднице.

— Ты не сделаешь этого, — на одном дыхании шепчу я.

— Однажды я сделаю больше, — Глеб практически мурлычет мне на ухо. — Однажды я разрушу всю твою чопорность, Лена.

Все происходит так быстро, что я никак не успеваю отреагировать. Вот Глеб облизывает свой большой палец, а вот он уже ведет влажной подушечкой по моим губам.

— Однажды ты захочешь быть откровенной и тогда удивишься, какими грязными могут быть твои фантазии обо мне.

С этими словами Глеб убирает свой палец с моих губ и отстраняется. Но прежде, чем уходит, я вижу на его губах таинственную ухмылку, от вида которой мое сердце снова начинает биться. Оно стучит так сильно, что грозит оставить гематомы на внутренней стороне ребер.

Я на мгновение прикрываю глаза и судорожно сглатываю, переводя дыхание. Ощущение искаженного кайфа вибрирует в каждой клеточке тела, и я высовываю язык, чтобы облизнуть губы, которые Глеб испачкал своей слюной. Это было так возмутительно, но в то же время как никогда… правильно и хорошо.

Так, больше никакого алкоголя, пока я живу в одном пространстве с этим тестостероновым нахалом. Добром это не кончится.

С этой мыслью я заставляю себя выйти с балкона на нетвердых ногах. Пол под ногами качается, голова будто затянута каким-то туманом и в то же время я напряжена, как оголенный провод. Губы горят от призрачного следа чужого собственнического прикосновения. Но будь я смелой, попросила бы его не останавливаться и сделать со мной все, на что он способен.