— Его Светлость здесь, — прошептал он. — Он… Он наверху.
Что ж, отлично. Ее муж здесь, достаточно сильный, чтобы при желании подчинить себе солнце. Она бы испытала триумф, если бы не боль. И, возможно, она бы смогла почувствовать счастье, если бы не страх. Часть ее сознания отказывалась в это верить, но другая, куда более разумная часть, прекрасно понимала, к чему всё идет. И что произойдет в ближайшие часы.
— Убирайся, — услышала она слова в своей голове. Его слова, жестокие и холодные, брошенные ей месяцами ранее.
Она будто наяву видела его ледяной взгляд, который ненавидела всем сердцем. И который любила. Ей так хотелось, чтобы Нэд всегда смотрел на нее другим взглядом — тем самым, что изучал ее в день их первой встречи. Затуманенный от страсти, будто от хорошей выпивки. Горячий, как солнце.
Острая и пронзительная боль вернула ее в настоящее, напоминая о том, что что-то внутри нее сломалось и идет ужасно неправильно. Она вскрикнула, мертвой хваткой вцепившись в руку лакея.
Джози не знала, сколько времени прошло, прежде чем наверху, на лестнице, поднялась суматоха и раздались испуганные возгласы. Люди что-то говорили и кричали, но она не слышала слов. Она могла только смотреть.
Смотреть, как ее муж раздает указания слугам, а рядом с ним беззвучно шевелит губами девушка.
«Красивая», — пронеслось в голове у Джози.
Красивая, разгоряченная и взлохмаченная, девушка смотрела на нее широко распахнутыми карими глазами. Джози видела ее впервые. Кто она такая? И как ее зовут? В сущности, это самые неважные вопросы в мире. Эту девушку можно назвать «Его Светлости нет дома».
Когда ее увели, Джози показалось, что она осталась одна во тьме — наедине со своими ошибками и мальчиком, дорогим милым мальчишкой-лакеем, который прильнул к ней. Или она к нему?
Сквозь пульсирующую боль она поняла, что уже шагает по коридорам.
— Держитесь, мадам, врач скоро прибудет, — бормотал ее спутник.
Да только какая польза теперь от врача? Уже поздно, причем во всех отношениях.
Она не должна была сюда приезжать.
Джози упала на колени, задыхаясь от боли нового рода — самой сильной из всех, что ей доводилось испытывать. Она никогда не узнает своего первого ребенка. Он мог быть таким же темноволосым и широко улыбающимся, как его отец. Таким же умным. И, вероятно, таким же одиноким.
Если бы только она собиралась жить дальше, она, наверное, нашла бы в себе силы простить Нэда. Простить даже ту красивую девушку, как бы она там не звалась.
Но Джози не собиралась жить. Она хотела умереть в самом ближайшем будущем, в нескольких ярдах от единственного мужчины, которого она когда-либо любила. Умереть, так и не сказав ему об этом.
Она задавалась вопросом, будет ли он горевать, когда она умрет, и ответ испугал ее больше всего остального.
Она схватила мальчика-лакея за руку.
— Как тебя зовут?
— Простите, Ваша Светлость?
— Джози, — прошептала она. Если она собирается умереть, то хочет, чтобы в последние минуты кто-то назвал ее по имени, а не по этому проклятому титулу. — Меня зовут Джозефина.
Милый мальчик помог ей подняться на ноги и кивнул, неожиданно поумнев не годам.
— Оливер, — сказал он. — Могу я что-нибудь для вас сделать? Чего вы желаете?
— Нэд, — ответила она, не в силах скрыть правду. — Я хочу увидеть Нэда.
В конце концов, за этим она сюда и приехала.
*
Герцог Рэтленд распахнул дверь в комнату, где безмолвно лежала Джози — вялая и бледная, находящаяся на грани жизни и смерти. Молодая служанка вскрикнула от удивления, а экономка чуть не выронила тряпку, которую должна была положить на лоб герцогини.