– Как раньше? – эхом отзывается муж, и к своему ужасу я слышу в его голосе задумчивость.
– Да, беспечной, беззаботной, беззаветно влюбленной и покорной… Я буду делать все, что ты захочешь… Все, что хотел с ней сделать и не решался. Я позволю тебе это.
Наступает тишина. Я слышу, как колотится в груди мое сердце, его удары отзываются у меня в ушах, и только этот барабанный бой, за который я цепляюсь изо всех сил, не дает мне сойти с ума.
– Тогда начинай. На колени.
Нет-нет-нет, боже, только не это…
Шелест одежды, звук расстегиваемой одежды, шумное, сладострастное дыхание, влажное чмоканье…
– Ты права, – мягко, как-то лениво произносит Демид, – Вика стала со мной слишком холодна, и не только в повседневной жизни. Но ты ведь не будешь такой, верно? Ты ведь сделаешь все, что я захочу?
Тихий хлюп.
– Все, что угодно…
– Спусти бретельки с платья: хочу видеть твою грудь. Нет, платье оставь, просто обнажи грудь.
Господи, это происходит не со мной…
– Приподними ее, как можно выше. А теперь резко отпусти. Еще раз. Встань. Иди к софе. Опустись на четвереньки. Теперь медленно задери подол платья. Еще выше. Пусть подол будет на уровне твоей талии. Сними нижнее белье. Теперь раздвинь ноги. Шире. Расставь колени шире. Еще шире. Нагнись. Ложись грудью на софу. Нет, только грудью. А теперь двигайся. Будто тебя сейчас трахают. Давай. Представь, что я сейчас беру тебя сзади. Вот я вошел, зажмись… Теперь расслабься. Теперь я вошел в тебя до конца и сделал первую фрикцию. Качнись вперед. Теперь назад. И еще. Медленней, еще медленней, вот так. Теперь ускоряйся. Вскидывай бедра выше. Колени шире. Ляг на плечи, раздвинь руками свои губы, хочу видеть тебя изнутри… И не останавливайся. Я сказал, не останавливайся!..
Больше я не могу это слушать.
Я разворачиваюсь и как слепая бегу к выходу, то и дело натыкаясь на мебель. Меня сейчас стошнит. Только не это.
Вместо того, чтобы бежать к выходу, мне приходится сворачивать к ванной. Я едва успеваю поднять крышку унитаза – и меня долго и мучительно выворачивает завтраком.
Когда содержимое моего желудка пустеет, и я устало смываю его в унитаз, я обнаруживаю Демида.
Он стоит, прислонивший плечом к дверному косяку и изучает меня с мучительным, веселым интересом.
– Съела что-то не то? – спрашиваем меня участливо.
– Ты больной ублюдок, – я качаю головой.
Меня больше не волнует, что они застали меня в этот момент. Мне просто… мерзко.
Теперь желание убежать и не слышать, что происходит в нашей гостиной, кажется мне таким детским. Я будто страус, который пытался спрятать голову в песок. Это ведь не я ему изменила, не я привела в наш общий дом, который мы когда-то мечтали наполнить смехом и топотом детских ножек, своего любовника, не я устроила ту отвратительную сцену в гостиной… Так почему скрываться должна я?
– Выйди, – требую я, – мне необходимо привести себя в порядок перед эфиром. И будь любезен, передай… своей любовнице, чтобы она сию минуту покинула этот дом. Я не желаю ее тут видеть.
– Скажи мне это сама.
Я неверяще перевожу взгляд за спину мужа, но я не ослышалась. Таня – к счастью, она уже успела одеться, – изучает меня, скрестив на груди руки и скривив губы в издевательской улыбке. При взгляде на нее у меня вновь начинает кружиться голова. Появляется ощущение, что я оказалась в каком-то фильме ужасом, где мое собственное зеркальное отражение вдруг начинает жить собственной жизнью.
На меня вновь накатывают позывы, и я непроизвольно морщусь, чтобы не извергать себя еще и желчь, но именно моя гримаса вдруг вызывает Танину ярость: