– Я думаю, вы можете поговорить с ее мамой.

14. 14. Доверие надо заслужить

– Лана, всего доброго, - слышу словно в тумане голос доктора.

Автоматически киваю, зачарованно глядя за происходящим за окном.

Тимур… Тимур идет к зданию детской больницы. Он идет к нам. О боже! Он точно узнал о нас! Теперь он заберет у меня Сонечку. Он ее погубит. О нет!

Ладони вспотели, сердце бешено колотится.

За весь путь, который Тимур идет от одного здания до другого, я изгрызаю все ногти. Боже! Нет! Только не это!

Что же мне делать? В суматохе начинаю метаться вдоль окна, пока Тимур не исчезает под моим наблюдением. Где он теперь? Куда пойдет? И куда мне теперь деваться?

– Ах, вот ты где! - слышу хрипловатый голос тети Киры, - так еще и не приступила к своей работе. Там дочку твою в палату везут, а ту тут окучиваешься.

– Дочку? - смотрю на тетю Киру отстраненным взглядом.

– Дочку. Сонечку, - подтверждает она, - ты что? Все хорошо у твоей дочки. Доктор сказал, что осталась важная операция. Самое главное, что можно все исправить.

Смотрю на нее отсутствующим взглядом. Обдумываю, как быть. Куда бежать, куда прятаться. Дочку никуда не унести. Боже! Как быть то?

– Тетя Кира, - начинаю, но передумываю.

Что я ей скажу? Что опасаюсь? Чего?

– Чего ты тут стоишь? Иди к дочери! - уже кричит на меня тетя Кира, - ты ей нужна!

– Лану я с собой заберу, - подходит к нам Люба, - мне нужно ее обучить. Борис Сергеевич попросил.

Тетя Кира только головой кивает в знак неодобрения, даже осуждения.

– Пойдем, - легонько трогает меня за рукав Люба.

Киваю и иду за девушкой, оглядываясь с опаской, не идет ли где Тимур.

Мы все крыло обходим и оказываемся в палате самого тяжелого ребенка. Эта девочка на паллиативном лечении. Ее семья не смогла найти деньги. И теперь ребенок медленно погибает.

Мама этой девочки буквально жила в больнице, ожидая удара изо дня в день. Я видела, как она провожала каждый день с облегчением, что еще один день ими прожит. И каждый день встречала с надеждой, что еще бы один день в их копилочку.

С папой ребенка они развелись. Папа не смог смотреть, как постепенно уходит их ребенок. Он не смог ему своевременно помочь. Очень сильно корил себя. Подал на развод. Их развели. А папа потом запил и по пьяне упал с высокого этажа.

Я видела эту семью с самого пребывания с Сонечкой в этой больнице. Родители на тот момент находились на стадии развода.

Я видела все их переживания, всю их боль. Я буквально проживала с ними дни надежды, когда они были и угасала, когда новости были не утешительными. Помогала им найти деньги через соцсети. И сама жутко боялась не успеть помочь своему ребенку.

Именно их история подтолкнула меня пойти на поклон к предателю. Я понимала, что наше время ограниченно. Процессы идут и их не остановить. И вот теперь снова предстоит новая операция, на которую у меня снова нет денег. Ну, почему жизнь ребенка оценивается деньгами? Почему? Это же ребенок!

Но сколько бы я ни стенала, этим дочке своей я не помогу.

– Вот смотри, - терпеливо рассказывает Люба, - всех лежачих больных мы каждодневно обтираем, а в день по несколько раз перекладываем, чтобы не было пролежней. Но здесь мама сама с перекладыванием справляется. Но по остальным смотри по графику. Не забывай ставить галочки, чтобы самой знать, где прошла, а где еще нет. Бывает так, что забегаешься и запутаешься в палатах. Затем…

О боже! Сколько всего необходимо упомнить. Я так боялась все забыть.

– Извини, но можно я запишу?

Мы с Любой сами не заметили, когда перешли друг к другу на «ты». Вероятно, граница стерлась в тот момент, когда я вошла в коллектив отделения.