– Ты ничего не забудешь. Не волнуйся. В первое время тебе все подскажут. Ты будешь делать под строгим глазом тети Киры или тети Вали. А первые раза два вообще под моим. А потом все уже будет на автомате. Это не сложно. Необходимо только внимание.

Киваю. У самой дрожат руки. Прикасаюсь к этой девочке, которой осталось совсем немного. Какого ее маме? У самой слезы капают при виде этого невинного дитя, которое обречено на страдания.

Вспомнила слова ее отца, который был против страдания дочери. Он желал бы ее отпустить, а не продлевать ее боли. Но как это объяснить матери, которая каждый день надеется на чудо? Которая с каждым анализом ждет просветление. И если доктор говорит, что нет ухудшений, то она радуется и снова дарит самой себе надежду, что могут быть и улучшения.

Я слышала как-то разговор доктора с одной из мам. Он сказал про неожиданные улучшения состояния. Мама тогда обрадовалась, но доктор, наоборот, покачал головой. Тогда его слова прозвучали громом среди ясного неба. Он сказал, что эти улучшения перед кончиной. И тогда ребенок умер.

Это самое тяжелое отделение. Отделение, где умирают дети. Я не могу здесь находиться без слез.

Я не могу на все это смотреть. Я столько всего за это время видела…

– Как Настенька сегодня? - осторожно спрашиваю Любу, которая опускает глаза и морщится.

Понимаю, что стало еще хуже.

Дрожащими руками прикасаюсь к девочке. Нет! Я не смогу допустить, чтобы моя дочка так мучилась. Я достану еще денег!

Я сделаю все! И снова обращусь к этому предателю.

Только… только бы он не забрал у меня дочку. Этого я больше всего боюсь. И именно это меня и останавливает. Знать бы точную реакцию Тимура.

После обучения Любой я иду в палату к своей дочери, обдумывая варианты просьбы.

Заворачиваю за угол и вижу в конце коридора знакомый силуэт. Застываю на месте. Тимур что-то обсуждает с доктором…

который ведет его в палату Сонечки…

15. 15. Помощь

Доктор ведет меня в палату этой девочки, чтобы поговорить с ее мамой, но я останавливаюсь около самой палаты в нерешительности.

– Вы знаете, Борис Сергеевич, но думаю, это не очень этично влезать в чужую семью, в их проблемы. Я готов перечислить на счет денег. У меня нет надобности выяснять подробности. Да и думаю, самой маме будет неудобно распинаться перед незнакомым человеком.

– Там мамы нет. Зайдите. Это очень важно. Очень важно посмотреть, кому вы собираетесь помочь, - приглашает меня врач настоятельно в палату, вероятно, переживая, что я могу передумать, - а потом посмотрите на этого же человечка после операции.

Киваю и шагаю в раскрытую дверь, после чего попадаю в светлое небольшое помещение, где постоянно что-то пищит. На огромное кровати лежит крохотная девочка. Ее волосы разбросаны на огромной подушке. Глаза закрыты. К ней присоединены куча разных трубочек и проводов. При взгляде на нее сердце сжимается. На это невозможно смотреть.

Какого ее родителям. Я бы на месте ее папы с ума сошел. Весь мир бы на уши поставил.

Если бы это был бы мой ребенок, мое сердце бы разорвалось такое видеть. Я бы сделал все возможное и невозможное. Но так как у меня детей нет, я постараюсь все сделать хотя бы этому ребенку.

– У нее нет папы, - словно читает мои мысли доктор, - одна только мама.

Как нет? Бросаю на доктора непонимающий взгляд. Как можно бросить собственного ребенка? Как можно оставить его в беде?

Это не мужчина. Так мужчины не поступают! Бедный ребенок. Брошен судьбою на борьбу с жестокостью.

– Я готов прямо сейчас перевести денежные средства, - говорю с готовностью.