Морщу нос, чтобы удержать новые слезы и киваю. От нежных интонаций Глеба мне совсем плохеет. Разум и чувства приходят в диссонанс. Где правда?

– Помню.

– Иди сюда. И пожалуйста, верь мне. Да я себе скорее руку отрублю, чем изменю тебе.

Не знаю как, но я оказываюсь у него на коленях. В тёплых надежных объятьях. Утыкаюсь в плечо и дышу им. Дышу своей любовью. Дышу верой. Его объяснениями. Его утверждениями. Сотней приятных ласковых слов, которые он шепчет мне на ухо.

Малахольная, – снова подключается внутренний голос. – Он всё отрицает, а ты и растеклась.

Он правду говорит… правду!

Тебе хочется, чтобы это оказалось правдой. Вот и ответ.

На работу мы приезжаем по обыкновению вместе. Меня всё ещё подёргивает от ночных разговоров. Мы, кажется, до утра проговорили. Поспали буквально пару часов. Глеб предлагает мне взять выходной, но я отказываюсь. Лучше пораньше домой уеду, а если вовсе не приду, сплетен не оберёшься. На меня, как на жену владельца, итак косо посматривают. Если начну пользоваться служебным положением, предадут анафеме.

Хотя Глеб всегда говорил, что я должна плевать на чужое мнение.

Наплевать-то могу, но мне ещё работать в этом коллективе. Я надеюсь.

У семьи Глеба свой бизнес в сфере вентиляционных систем. В качестве инженера я ноль, пришлось переквалифицироваться в продажники.

Ещё студенткой меня взяли на стажировку на позицию офис-менеджера. Я тогда искала подработку, и Глеб любезно предложил устроиться в их семейную фирму. Я, конечно, гордая, пошаталась по собеседованиям, но озвученные зарплаты и графики меня не устраивали, так и попала в «Ассист-Вент» к отцу Глеба.

Здесь меня приняли, как родную, а вскоре мы действительно породнились, потом я забеременела Сашкой, пришлось взять академический отпуск и заканчивать учёбу уже не со своей группой, когда ребёнку стукнуло два года. Если вначале ещё думала пойти работать в школу, то сейчас даже не представляю, как выйти одной против тридцати с плюсом учеников средней школы и учить их уму разуму.

Продавать я тоже не особо умею, но здесь, как я посчитала, стрессов меньше.

В середине дня ко мне заглядывает Лика.

– Как ты? – прикрыв дверь, спрашивает с порога.

– Уже лучше.

– Всё наладилось? Вы поговорили?

– Поговорили, а насчёт наладилось… – жму плечами, чирикая ручкой в ежедневнике, – время покажет.

Каракули превращаются в цветы и замысловатые узоры, вроде тех, что рисует мороз на стёклах.

– Простишь его?

Поднимаю взгляд на Лику.

– Глеб говорит, не изменял.

– Веришь?

– Если честно, очень хочется.

Она подходит и присаживается на стул по другую сторону стола. Подпирает подбородок ладонью и внимательно меня изучает. Наверное, тоже считает, что я малахольная.

Да ну и пусть…

Я уже смирилась.

Так хочется верить Глебу. Пусть всё отрицает, пусть я притворюсь, что поверила или поверю по-настоящему. Это только в этот раз. Если будет второй, то всё… конец. А сейчас всё ещё можно спасти. Даже не ради меня, ради малыша.

Но, чёрт, как построить будущее, если нет веры? Убедить себя, что ошибалась? Убедить, что это действительно злая шутка… кого? Коллег?

Они у нас, конечно, затейники и часто в неформальной обстановке отжигают не по-детски, но вот такая жёсткая подстава ради смеха? К чему это им?

– А ребёнок? – облизнув губы, интересуется Лика. – Сказала про ребёнка-то?

Мотаю головой отрицательно. Рука вздрагивает и едет к краю страницы, оставляя уродливую кривую поперёк почти идеального рисунка.

– Нет. Пока нет. На выходных, может быть. Сейчас не готова.

Мне хочется, чтобы новость о ребёнке стала нашей радостью. А в свете последних событий радоваться не очень получится.