Но, вопреки ожиданиям, в палату вошел (а правильнее будет сказать почти что ворвался) Альберт Юсупович. И он последний, кого бы мне хотелось видеть сейчас.

Мужчина в тонкой медицинской накидке замер на пороге палаты. Санитарка за его спиной что-то непрерывно ворчала, явно недовольна вторжением.

– Татьяна, – начальник смотрел немного растеряно. В руках держал пафосный большой букет роз. Неловко пристроил его на тумбочку рядом с дверьми. – Татьяна, во-первых, поздравляю тебя. Я узнавал, с детьми все в порядке. Им просто необходимо наблюдение. А во-вторых, хочу извиниться.

Я лишь хлопала глазами в ответ, неотрывно пялясь на босса, пока он продолжал торопливо, будто и вправду боялся, что я велю ему выйти:

– В общем, надеюсь, все хорошо у тебя будет. О работе не беспокойся. Возьми время на отпуск. Столько, сколько потребуется. И выходи, когда сможешь. Дети, это все же важнее.

– Вы меня… Не увольняете? – уточнила несмело, все еще сомневаясь, что Альберт Юсупович реален, а не предмет моего воспаленного воображения. Мало ли какие финты способен выкинуть мозг после наркоза.

– Ни о каком увольнении и речи идти не может. Работай. Я буду приезжать. Но не часто. Часто не смогу. – Будто оправдываясь, известили меня. Потом ему стало совсем уже неловко. Переступая с одой ноги на другую, он скользнул глазами по мне, бросил еще один взгляд на букет. Пожелал всего самого лучшего и покинул палату.

Что послужило причиной его добродушия? Чувство вины? Он решил, что своим непристойным предложением спровоцировал такие последствия?

Правдой это являлось только отчасти. Возможно, не разволнуйся я так во время нашего разговора – доехала бы до клиники прежде, чем стало бы уже слишком поздно.

Но, об этом нюансе, я Альберту Юсуповичу предпочла не говорить.

Да и сам разговор с начальником выветрился из головы со скоростью света, потому что еще через пару минут меня повезли знакомиться с двумя нетерпеливыми крошками… И думать ни о чем другом я уже не могла.


17. 16

Пять лет спустя.

– Хеппи бездей ту-у ю-ю-ю, – нестройным хором подвывали коллеги с обеих сторон. Я тоже пыталась подпевать, но больше была сосредоточена на двухэтажном торте в руках. С одной стороны он был бледно-голубым, с изображением супермена. А с другой нежно-розовый, с Эльзой из Холодного сердца. В середине уместились пять разноцветных свечей.

– Хэппи бездей, хеппи бездей, хеппи бездей ту-у ю-ю-ю-ю-ю-ю, – еще более недружно затянули коллеги, когда я подошла к столику и водрузила на него сей шедевр современной кухни. Федор, наш повар, очень старался. А то, что супермен получился не супер, а Эльза слегка кривовата – так это от большой любви к моим детям. Всем же известно, когда слишком сильно стараешься – результат выходит не очень.

Двое очаровательных крошек за столиком вонзились в торт восторженным взглядом. Всплеснули руками и начали хлопать в ладоши, попутно сверкая улыбками.

Белокурые ангелочки.

Митя и Маня.

Мой сын. И моя дочь.

В окружении ребятни - одногодок они смотрелись чуть меньше. Даже ростом пока до сверстников не дотягивали. Но выделялись не только этим. Двойняшки имели белокурые волосы. Митька любил чуть удлиненную стрижку, а у Мани волосы уже ниже лопаток спустились. Она терпеть не может прически и всегда носит в кармашке рассчесочку. Такой у нас компромисс – если волосы в беспорядке, осваиваем косички и хвостики. Дочь блюдет уговор и расчесывается чуть ли ни каждые полчаса. Со стороны, если не знать подноготной, такая зацикленность выглядит слегка странноватой…