У обоих на щеках ямочки.

А еще у моих крошек льдисто-голубые пронзительные глаза.

Надо заметить – гены бабули расцвели в малышах сочным буйством всех красок. Маня вообще вылитая бабушка в детстве.

Я сморгнула, любуясь на непосед. Спрятала сентиментальные слезы в уголках глаз, отвернувшись на миг и промокнув их бумажным платочком.

– Ну-у? – весело протянула. – Желание?

– Зелание! Зелание! – Митяня пуще прежнего захлопал в ладоши. Маруська толкнула брата под бок, успокаивая и как бы напоминая – время не терпит.

Оба замолчали в ту же секунду, повернулись друг к другу. Маруська склонилась и что-то серьезно зашептала брату на ухо.

Поведя переговоры, двойняшки посмотрели на горящие свечи.

Все вокруг, и ребятишки, и наш небольшой коллектив, затаили дыхание.

А мои крошки взялись за руки, зажмурились, набрали полные щеки воздуха и с такой силой задули, что бедный тортик сам еле удержался на месте.

Рой аплодисментов, опять же – нестройный, но веселый зато, поздравления и шутливые пожелания.

Наш повар Федор (двухметровый мужик с бородой) умилительно сложил вместе ладони, прислонив их к щеке, и часто-часто моргал, тщетно пытаясь спрятать сентиментальные слезы. Двойняшки его феем прозвали. Уж не знаю, что именно им навеяло такую ассоциацию… Уж не брутальная ли борода, из которой двойняшки так любят выдергивать волосы? Мужчина морщится, сквозь зубы ругается, но стоически терпит.

В общем, из Федора они вили веревки. Маня часто заплетала косички его бороде, отрываясь по полной и заставляя мужика ходить с россыпью разноцветных резинок. А Митька постоянно подыскивал одинокому мужчине невесту, перебрав уже всех наших знакомых и сватая их несчетному Федору.

– Ах, какие они чудесные, – лепетала Маринка под боком. – Какие волшебные!

Волшебные, да, – согласилась я мысленно. Два моих чуда.

После рождения нам пришлось провести в больнице два месяца. А потом еще три месяца я не могла выйти с декрета. У меня мозги тогда набекрень чуть-чуть съехали, и я постоянно думала, что с детьми что-то случится, стоит мне отлучиться.

Но крошки крепли, росли. И в конце концов убедили меня, что теперь точно все будет в порядке.

Я вернулась к работе спустя пять долгих месяцев. Альберт Юсупович свое обещание выполнил – меня не уволили. Более того – зарплату повысили, а часть обязанностей удачно распределили между старшими администраторами.

Сам начальник с той поры появляется редко. Дай бог, если раз в год к нам заглянет. Но ему и беспокоиться не о чем. Ресторан процветает. Летняя терраса стала настоящей золотой жилой и в сезон приносит огромную прибыль. Через год после ее открытия, нам даже площадь пришлось увеличить – настолько отбоя от посетителей не было.

В общем, моя жизнь то кипела, то неспешно текла, но в целом – была идеальной. Я пыталась удержать равновесие, распределяя время между детьми и работой, чтобы не обделить ни то, ни другое вниманием.

И лишь иногда, темными ночами в которые мне не спалось, я глядела в серый потолок своей спальни и вспоминала Макара. Мужчину, который стал отцом моим детям. Мужчину, который до сих пор об этом не знает.

Прошло больше пяти лет с нашей последней встречи. Я ни разу не возвращалась в родной город. Ни разу не пыталась найти встречи с ним. И ни разу не искала его в соцсетях.

Запретила себе.

Но прокручивала в голове километры возможных с ним диалогов. Представляла случайную встречу. Мечтала, что, увидев двойняшек он тут же растает…

А потом включался холодный рассудок, и я осаждала себя, напоминая, что ничего из этого никогда не случится.