– Он не виноват, – говорит Марина. – Я напишу заявление.

– Разберемся, – лениво отвечает мент. – Поехали.

– Нормально, Марин, – тихо говорю ей. – Домой езжай. Я разрулю и подскочу к вам, – ухмыляюсь ментам: – Я весь ваш. Задержанию не препятствую.

– Да иди уже, хорош понтоваться, – фыркает один из них и склоняется над Олегом, щупает пульс. – А хорошо ты его. Давай, ладно, руки за спину, герой.

Смотрю на нее плачущую, снова улыбаюсь и молча закладываю руки за спину. Мент, который не пытается реанимировать дорогого Олега Викторовича, дергает меня за руки и защелкивает браслеты.

– Да ладно, Марин, – подмигиваю ей. – Не первый раз. Мне уже КПЗ, как дом родной.

***

– Ты, стервец, в край нюх потерял, – орет на меня батя, красный, как помидор. Как бы инфаркт-инсульт не трахнул. А потом вдруг сбавляет тон: – Ну что пялишься? Нос сломан, да? Благо мать твоей морды раскромсаной не видит, с дитем занята. Ты, блядь, Даня, декана на хуй послал. Своего препода избил… Уважаемого, наверное, человека. Вот скажи мне, нахуя все это?

– Простите, пожалуйста, это я виновата, – мнется рядом Марина.

В одном он прав: хорошо, что мама сидит с Машей и не плачет тут из-за моей морды.

– Это вы простите, – шумно выдыхает он, посмотрев на нее. – Он мужа вашего вроде избил. Мы лечение оплатим. И моральный ущерб покроем, если он заявление на этого охламона заберет. Поговорите с мужем.

– Бать, ты чо? — гнусавлю я, сквозь вату в носу. – Да хер с ним с этим заявлением.

– Я… хорошо, поговорю, – вздыхает судорожно Марина. – Только мы разводимся. Не уверена, что он меня послушает.

– Из-за этого разводитесь? – батя тыкает в меня пальцем и начинает рыться в карманах пиджака в поисках валидола, вероятно.

– Из-за большого количества женщин в жизни моего мужа, – сжимает зубы, не хочет говорить такое.

Батя просто кивает и отводит взгляд.

– Ладно, домой поедешь, а то меня мать живьем сожрет, если не увидит, что ты живой и в сознании.

– Не, я к себе, – мотаю головой, которая противно тяжелая. – Я ей позвоню, дырку в ТГ запишу, если чо. Можете немного с Машей еще понянчиться? Может, с ночевкой, Марин? – смотрю на нее.

– Неудобно так, – шепчет тихо, глядит на меня. – Маму твою сорвали и так.

– Марина, не помню, как вас по батюшке, пускай малышка остается. Алле только за счастье с ней побыть, с этого и через десять лет внуков не дождешься. Так что, если у вас дела, то жена посидит с Машей.

– Можно я с ней по телефону тогда поговорю, если Маруся не против…

– Сейчас жене наберу, – кивает батя понимающе, набирает маму по видеосвязи. – Аллусик, солнце, не переживай.

– Он хоть жив? – слышу взволнованный голос мамы.

– Жив, жив, – ворчит батя, – что ему будет, башка чугунная, без мозгов, правда. Ты дай малышке телефон. Тут мама волнуется.

– Маша, Маша, – мамин голос меняется на такой радостный, – иди сюда, детка, с тобой мама поговорить хочет.

– Мама! – Маша подбегает, и папа передает телефон Марине. – Привет! А мы с тетей Аллой смотрим мультики про Леди Баг и Супер-кота. А Леди Баг, представляешь, зовут почти как тебя. Ее Маринет зовут. Я тете Алле рассказала, что папа не похож на Супер-кота, а Даня похож.

– Солнышко, – Марина смущается, бросает быстрый взгляд на батю, – как здорово! Наверное, очень интересный мультик?

– Да, Эдриан такой красивый! – восхищается Маруся. – А я можно еще побуду? Мне тетя Алла попкорн настоящий прям дома будет делать. И я сама буду делать, представляешь?

– С ума сойти, – улыбается Марина. – Передай тете Алле мое огромное спасибо, скажи, что я очень благодарна. Конечно, можно побыть еще.