– М-м, а это что? – тяну и чувствую себя совершенно отставшей от жизни. Кажется, абсент? Нет? Да, надпись на бутылке подтверждает мои подозрения.

– Это, Марин, зеленая фея, знакомься, – наливает в высокие стопки абсент и укладывает сверху чайные ложечки. – Она поможет тебе избавиться от воспоминаний об Олеге Викторовиче.

– Я напьюсь, и буду плохо себя вести, – смеюсь я. На самом деле, я напивалась всего один раз в жизни. И, боже, что тогда было мне от матери, страшно вспомнить.

– Тут никого нет, кроме меня, – усмехается, своими красивыми, длинными пальцами берет кубики сахара и аккуратно устанавливает по одному на каждую ложку. – Хочу, чтобы ты вела себя очень плохо, Марина.

От его слов внизу живота сладко скручивает. С ума сойти. А он даже не дотронулся до меня еще.

– А вдруг… – подхожу ближе. – Я не понравлюсь тебе тогда.

– Понравишься еще сильнее, – та самая его токсичная улыбочка. Берет зажигалку и поджигает сахар.

По кухне распространяется запах жженой карамели, а я наблюдаю, как жидкость замутняется каплями расплавленного сахара. Он ждет, пока сахар прогорит почти до черноты, снимает ложки и протягивает мне одну рюмку.

– За начало нашей новой жизни.

– За начало, – вторю ему.

Опасливо беру рюмку. Ох, только бы не напиться в хлам, а то с меня тот еще питок. Смотрю на него, потому что не знаю, как именно это пить. Залпом? Или маленькими глоточками?

– Залпом, – улыбается уголками губ. – А потом еще одну.

Решаю отпустить себя совершенно, зажмуриваюсь и опрокидываю в себя выжигающую внутренности смесь.

– Ух! – это и все, что я могу сказать, пока крепкий алкоголь выдавливает слезы, и пламенеющим камнем падает в желудок.

– Молодцом, – обхватывает мои голые плечи своими сильными руками, прижимает к себе. – Давай еще, да?

– Да, – вроде бы и не очень кружится голова. Хотя, скорее всего, меня еще догонит. Вдыхаю его запах и почти теряю под собой опору.

Поддевает мой подбородок пальцем, резко вздергивает его и врезается в мои губы поцелуем. На вкус он горько-сладкий. Шарит по моей спине рукой, дергает полотенце, пока оно не слетает под ноги. Вжимает меня спиной в стойку, и настойчиво давит на зубы кончиком языка, заставляя открыть рот и впустить его в себя.

Хватаюсь за его плечи, отвечаю на поцелуй, чуть закусывая его губу. Так легко, так горячо во всем теле, что его не остужает даже прохладный воздух комнаты. От его поцелуя и рук на моем теле голова кружится сильнее, чем от алкоголя, а соски больно набухают и трутся о его грудь, заставляя меня постанывать в его рот.

– Если не готова, – шепчет, задохнувшийся от поцелуя, – скажи сейчас.

О чем он говорит? В голове искрится сахарная вата, мысли все вылетели из нее, и я с трудом помню, почему я должна быть не готова. А правда, почему? Плевать.

Тянусь к нему, встав на носочки, притягиваю к себе, снова хочу чувствовать его вкус. И хочу, чтобы он больше не останавливался.

– Иди сюда, – подхватывает меня под попку, сажает на высокую барную стойку. – Хочу посмотреть, какая ты красивая. Хочу, чтобы кончила.

Давит ладонями мне на колени, заставляя развести ноги.

– Хочу тебя, – словно в тумане все. Тело колет малюсенькими иголочками, и кажется, что только его близость способна это унять. – Только я не… У меня трудности с этим. Не заморачивайся, – машу рукой. Правда, какая разница? Нам же все равно будет хорошо. Я же так хочу его ближе.

– Он и не заморачивался, мудак, – проговаривает Даня хрипло и накрывает мой набухший клитор пальцем, надавливает на него и смотрит на меня. – Я люблю тебя, Марин.